Скачать 56.34 Кбайт
Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах
Напротив, противоречивым
было бы, если бы зависимое или то, что есть следствие, не было бы
самостоятельным. Тогда мы имели бы зависимость без зависимого, следствие
без того, что из него следует (consequentia absque consequente), и поэтому
не имели бы действительного следствия, другими словами, все понятие само
сняло бы себя. То же относится к пребыванию в другом. Отдельный член, как,
например, глаз, возможен лишь в целостности организма; тем не менее,
однако, он обладает жизнью для себя, даже своего рода свободой, наличие
которой со всей очевидностью доказывается тем, что он подвержен болезни.
Если бы то, что пребывает в другом, само не было бы живым, то пребывание
было бы без пребывающего, т. е. вообще ничто бы не пребывало. Гораздо более
высокая точка зрения проистекает из такого рассмотрения самого
божественного существа, чьей идее полностью противоречило бы следствие,
которое не есть порождение, т. е. положение самостоятельного. Бог есть не
Бог мертвых, но Бог живых. Невозможно понять, как всесовершеннейшее
существо могло бы довольствоваться машиной, пусть даже самой совершенной.
Как бы ни мыслить следование людей из Бога, оно никогда не может быть
механическим, простым воздействием или свершением, при котором
произведенное для самого себя есть ничто; нельзя считать это и эманацией,
при которой вытекающее остается таким же, как то, из чего оно вытекает,
следовательно, не есть нечто свое, самостоятельное. Следование вещей из
Бога есть самооткровение Бога. Но Бог может стать открытым себе лишь в том,
что ему подобно, в свободных, действующих из самих себя существах, для
бытия которых нет иного основания, кроме Бога, но которые суть так же, как
есть Бог. Он говорит, и они суть. Если бы все существа мира были даже
только мыслями божественной души, то уже в силу одного этого они были бы
живыми. Ведь мысли действительно порождаются душой; однако порожденная
мысль - независимая сила, действующая для себя; более того, она обретает в
человеческой душе такое значение, что побеждает собственную мать и
подчиняет ее себе. Между тем божественное воображение, служащее причиной
своеобразия мировых существ, иное, чем человеческое, придающее своим
творениям лишь идеальную действительность. То, в чем представлено божество,
может быть лишь самостоятельным существом; ибо что же ограничивает наши
представления, если не то, что мы видим несамостоятельное? Бог созерцает
вещи сами по себе. По себе бытие есть лишь вечное, покоящееся на самом
себе, воля, свобода. Понятие производной абсолютности или божественности
настолько непротиворечиво, что служит центральным понятием всей философии.
Подобная божественность присуща природе. Имманентность в Боге и свобода
настолько не противоречат друг другу, что именно только свободное, и
поскольку оно свободно, есть в Боге; несвободное же, и поскольку оно
несвободно, необходимо вне Бога.
Хотя столь сама по себе общая дедукция и не может, конечно, удовлетворить
того, кто стремится к более глубокому пониманию, она показывает во всяком
случае, что отрицание формальной свободы не обязательно связано с
пантеизмом. Мы не ожидаем, что нам возразят указанием на спинозизм. Немалая
решительность нужна для того, чтобы утверждать, будто какая-либо система,
сложившаяся в уме человека, есть система разума k a t e z o k h n
Выскажем раз и навсегда наше определенное мнение о спинозизме! Эта система
есть фатализм не потому, что, как она считает, вещи пребывают в Боге, ибо,
как мы показали, пантеизм не исключает возможности хотя бы формальной
свободы. Следовательно, фатализм Спинозы должен иметь совсем иное,
независимое от этого основание. Ошибка его системы заключается отнюдь не в
том, что он полагает вещи в Бога, а в том, что это - вещи в абстрактном
понятии мировых сущностей, более того - самой бесконечной субстанции,
которая для него также есть вещь. Поэтому его аргументы против свободы
носят совершенно детерминистский, а отнюдь не пантеистический характер. Он
и волю рассматривает как вещь и совершенно естественно приходит к выводу,
что в любом ее действии она должна определяться другой вещью, которая в
свою очередь определяется другой и т. д. до бесконечности. Отсюда
безжизненность его системы, бездушность формы, бедность понятий и
выражений, непреклонная жесткость определений, вполне соответствующая
абстрактному характеру рассмотрения; отсюда - и совершенно последовательно
- его механистическое воззрение на природу. Разве можно сомневаться в том,
что уже динамическое представление о природе должно было бы существенно
изменить основные воззрения спинозизма? Если учение о пребывании вещей в
Боге составляет основу всей системы, то, прежде чем оно может стать
принципом системы разума, в него должна быть по крайней мере привнесена
жизненность и свобода от абстракции.
было бы, если бы зависимое или то, что есть следствие, не было бы
самостоятельным. Тогда мы имели бы зависимость без зависимого, следствие
без того, что из него следует (consequentia absque consequente), и поэтому
не имели бы действительного следствия, другими словами, все понятие само
сняло бы себя. То же относится к пребыванию в другом. Отдельный член, как,
например, глаз, возможен лишь в целостности организма; тем не менее,
однако, он обладает жизнью для себя, даже своего рода свободой, наличие
которой со всей очевидностью доказывается тем, что он подвержен болезни.
Если бы то, что пребывает в другом, само не было бы живым, то пребывание
было бы без пребывающего, т. е. вообще ничто бы не пребывало. Гораздо более
высокая точка зрения проистекает из такого рассмотрения самого
божественного существа, чьей идее полностью противоречило бы следствие,
которое не есть порождение, т. е. положение самостоятельного. Бог есть не
Бог мертвых, но Бог живых. Невозможно понять, как всесовершеннейшее
существо могло бы довольствоваться машиной, пусть даже самой совершенной.
Как бы ни мыслить следование людей из Бога, оно никогда не может быть
механическим, простым воздействием или свершением, при котором
произведенное для самого себя есть ничто; нельзя считать это и эманацией,
при которой вытекающее остается таким же, как то, из чего оно вытекает,
следовательно, не есть нечто свое, самостоятельное. Следование вещей из
Бога есть самооткровение Бога. Но Бог может стать открытым себе лишь в том,
что ему подобно, в свободных, действующих из самих себя существах, для
бытия которых нет иного основания, кроме Бога, но которые суть так же, как
есть Бог. Он говорит, и они суть. Если бы все существа мира были даже
только мыслями божественной души, то уже в силу одного этого они были бы
живыми. Ведь мысли действительно порождаются душой; однако порожденная
мысль - независимая сила, действующая для себя; более того, она обретает в
человеческой душе такое значение, что побеждает собственную мать и
подчиняет ее себе. Между тем божественное воображение, служащее причиной
своеобразия мировых существ, иное, чем человеческое, придающее своим
творениям лишь идеальную действительность. То, в чем представлено божество,
может быть лишь самостоятельным существом; ибо что же ограничивает наши
представления, если не то, что мы видим несамостоятельное? Бог созерцает
вещи сами по себе. По себе бытие есть лишь вечное, покоящееся на самом
себе, воля, свобода. Понятие производной абсолютности или божественности
настолько непротиворечиво, что служит центральным понятием всей философии.
Подобная божественность присуща природе. Имманентность в Боге и свобода
настолько не противоречат друг другу, что именно только свободное, и
поскольку оно свободно, есть в Боге; несвободное же, и поскольку оно
несвободно, необходимо вне Бога.
Хотя столь сама по себе общая дедукция и не может, конечно, удовлетворить
того, кто стремится к более глубокому пониманию, она показывает во всяком
случае, что отрицание формальной свободы не обязательно связано с
пантеизмом. Мы не ожидаем, что нам возразят указанием на спинозизм. Немалая
решительность нужна для того, чтобы утверждать, будто какая-либо система,
сложившаяся в уме человека, есть система разума k a t e z o k h n
Выскажем раз и навсегда наше определенное мнение о спинозизме! Эта система
есть фатализм не потому, что, как она считает, вещи пребывают в Боге, ибо,
как мы показали, пантеизм не исключает возможности хотя бы формальной
свободы. Следовательно, фатализм Спинозы должен иметь совсем иное,
независимое от этого основание. Ошибка его системы заключается отнюдь не в
том, что он полагает вещи в Бога, а в том, что это - вещи в абстрактном
понятии мировых сущностей, более того - самой бесконечной субстанции,
которая для него также есть вещь. Поэтому его аргументы против свободы
носят совершенно детерминистский, а отнюдь не пантеистический характер. Он
и волю рассматривает как вещь и совершенно естественно приходит к выводу,
что в любом ее действии она должна определяться другой вещью, которая в
свою очередь определяется другой и т. д. до бесконечности. Отсюда
безжизненность его системы, бездушность формы, бедность понятий и
выражений, непреклонная жесткость определений, вполне соответствующая
абстрактному характеру рассмотрения; отсюда - и совершенно последовательно
- его механистическое воззрение на природу. Разве можно сомневаться в том,
что уже динамическое представление о природе должно было бы существенно
изменить основные воззрения спинозизма? Если учение о пребывании вещей в
Боге составляет основу всей системы, то, прежде чем оно может стать
принципом системы разума, в него должна быть по крайней мере привнесена
жизненность и свобода от абстракции.
|
|