Поэтому существует и диалектическая философия, определенная как наука, т.
е. отделенная от поэзии и религии и являющая собой нечто полностью для себя
пребывающее, отнюдь не тождественное всему подряд, как утверждают авторы
столь многих работ, в которых делается попытка перемешать все, что можно.
Говорят, будто рефлексия враждебна идее; но ведь высший триумф истины
состоит именно в том, что она все-таки победоносно выступает из крайнего
разделения и обособления. Разум в человеке есть то, что, по представлениям
мистиков, есть primum passivum в Боге, или первоначальная мудрость, в
которой все вещи суть вместе и все-таки обособленно, где они едины и каждая
все-таки свободна в своем своеобразии. Разум не есть деятельность, подобно
духу, не есть абсолютное тождество обоих принципов познания, он -
неразличенность, мера и как бы всеобщая обитель истины, покойная область,
куда принимается изначальная мудрость, в соответствии с которой, взирая на
нее как на первообраз, должен созидать ум (Verstand). Название философии
происходит, с одной стороны, от любви как всеобщего одухотворяющего начала,
с другой - от этой изначальной мудрости, которая есть ее подлинная цель.

Если лишить философию диалектического принципа, т. е. обособляющего, но
именно поэтому органически упорядочивающего и созидающего ума вместе с
первообразом, на который он ориентируется, и она не будет больше содержать
в самой себе ни меры, ни порядка, то ей действительно не останется ничего
другого, как искать опору в истории и руководствоваться традицией (на
которую мы в аналогичном случае уже раньше указывали), видя в ней источник
и руководящую нить. Тогда настанет время, когда и для философии начнут
искать норму и основу в истории, подобно тому как некогда у нас пытались
создать поэзию на основе изучения поэтических произведений всех народов. Мы
питаем величайшее почтение к глубокомыслию исторических исследований и, как
полагаем, достаточно показали, что отнюдь не разделяем едва ли не всеобщее
мнение, будто человек лишь постепенно поднимался от животного инстинкта к
разуму. И тем не менее мы думаем, что истина нам ближе и что решение всех
проблем, возникших в наше время, следует искать сначала у нас самих, на
нашей собственной почве, прежде чем обращаться к столь отдаленным
источникам. Время чисто исторической веры прошло с тех пор, как дана
возможность непосредственного познания. В нашем распоряжении откровение
более древнее, чем все писаные откровения,- это природа. В ней содержатся
прообразы, не истолкованные еще ни одним человеком, тогда как прообразы
писаного откровения давно уже обрели свое воплощение и истолкование. Если
бы открылось понимание этого неписаного откровения, то единственно истинная
система религии и науки предстала бы не в убогом наряде, составленном из
нескольких обрывков философских и критических понятий, а в полном сиянии
истины и природы. Теперь не время вновь пробуждать старые противоречия;
задача состоит в том, чтобы искать то, что лежит вне и выше всякого
противоречия и возвышается над ним.

За данной работой последует ряд других, в которых постепенно будет изложено
целое идеальной части философии.



ПРИМЕЧАНИЯ

Книга Шеллинга увидела свет в первом томе его "Философских сочинений"
(Ландсхут, 1809). Это значительный шаг к поздней философии Шеллинга,
соединившей в себе различные мотивы и линии его мысли. Ввиду того что
Шеллинг все более осознавал существенную историческую природу идей, а
история рисовалась ему как космических масштабов свершение, разыгрывавшееся
между творцом мира и сотворенным, между богом и миром, богом и человеком,
вопрос о свободе воли, о свободе человека зависит для него от постижения
природы бога и от того, как будет понято "основание" бытия. Размышляя над
этим, Шеллинг должен был опереться и на Спинозу (круг идей которого так или
иначе присутствовал и осмыслялся в немецкой философии рубежа веков), и на
Я. Б°ме (поначалу чуждого кантовско-фихтеанской традиции философии) - у
последнего бог мыслится так, что предполагается известное историческое
разворачивание его сущности. В так или иначе понимаемой истории бытия
Шеллинг стремился соединить необходимость и свободу, а также равным образом
соединить наследие Б°ме и Спинозы с новой идеалистической диалектикой. В
осмыслении Б°ме Шеллинг мог воспользоваться опытом Франца Баадера,
католического мыслителя мистико-натурфилософского склада, который в целом
рассматривал себя как толкователя Б°ме и точно так преодолевал все
пантеистическое в нем, как Шеллинг должен был преодолеть и переосмыслить
пантеистическое и в Спинозе (а пантеизм Спинозы влек за собой принцип
строжайшей детерминации совершающегося). Синтез, достигаемый Шеллингом,
неожиданно открывает возможность для признания автономности человеческого
бытия, человеческой свободы, зато, как и у Ф.