Возбуждение своеволия происходит только для того, чтобы любовь обрела в
человеке материал или противоположность, в которой она может осуществиться.
Поскольку самость в своем отрыве от добра есть начало зла, основа
действительно возбуждает возможное начало зла, но не само зло и не для зла.
Но и это возбуждение происходит не по свободной воле Бога, который в основе
движется не сообразно своей свободной воле или своему сердцу, но только
сообразно своим свойствам.

Поэтому тот, кто стал бы утверждать, что Бог сам хотел зла, должен был бы
искать основание для этого утверждения в акте самооткровения как творения;
впрочем, уже неоднократно высказывалось мнение, будто тот, кто хотел, чтобы
был мир, должен был также хотеть, чтобы было и зло. Однако тем, что Бог
упорядочил беспорядочные порождения хаоса и изрек в природу свое вечное
единство, он противодействовал тьме и противопоставил беспорядочному
движению неразумного начала слово как постоянный центр и вечный светоч.
Следовательно, воля к творению была непосредственно лишь волей к рождению
света и тем самым добра; зло же не предполагалось этой волей ни в качестве
средства, ни даже, как полагает Лейбниц, в качестве conditio sine qua non
чтобы во избежание противоположности любви не было бы и самой любви,
другими словами, чтобы абсолютно положительное было принесено в жертву
тому, что обладает существованием лишь в качестве противоположности, вечное
- лишь временному. Что самооткровение в Боге надлежит рассматривать не как
безусловно произвольное, а как нравственно необходимое деяние, в котором
любовь и благость преодолели абсолютную сокровенность, мы уже объяснили.
Следовательно, если бы Бог, желая избежать зла, не совершил откровения, зло
победило бы добро и любовь. Лейбницевское понятие зла как conditio sine qua
non
Другое возражение, которое, однако, относится не только к данному
воззрению, но и ко всякой метафизике вообще, сводится к тому, что, если Бог
и не хотел зла, он все-таки продолжает действовать в грешнике и дает ему
силу совершать зло. Это - при надлежащем различении - можно вполне принять.
Первооснова существования продолжает действовать и в зле, подобно тому как
в болезни продолжает еще действовать здоровье, и даже самая разрушенная,
испорченная жизнь остается и движется еще в Боге, поскольку он есть основа
существования. Однако эта жизнь ощущает Бога как всеистребляющий гнев и
посредством притяжения основы сама полагается во все большее напряжение по
отношению к единству, завершающееся самоуничтожением и окончательным
кризисом.

После всего сказанного все еще остается вопрос: наступит ли конец злу и
каким образом? Есть ли вообще в творении конечная цель и если есть, то
почему она не достигается непосредственно, почему совершенное не есть сразу
с самого начала? На это нет другого ответа, кроме того, который уже был
дан: потому что Бог есть жизнь, а не только бытие. У каждой жизни - своя
судьба, жизнь подвержена страданию и становлению. И следовательно, Бог
добровольно покорился и становлению уже тогда, когда он вначале, чтобы
стать личностью, разделил мир света и мир тьмы. Бытие становится ощутимым
для себя лишь в становлении. Правда, в бытии нет становления; напротив, в
становлении само бытие вновь полагается как вечность; но в осуществлении
посредством противоположности необходимо становление. Без понятия
испытывающего человеческие страдания Бога - понятия, общего всем мистериям
и духовным религиям прошлого,- остается непонятной вся история. Писание
также различает периоды откровения и полагает как далекое будущее время,
когда Бог будет все во всем, т. е. когда он будет полностью осуществлен.
Первый период творения есть, как было показано раньше, рождение света.
Свет, или идеальное начало, есть в качестве вечной противоположности
темному началу творящее слово, освобождающее скрытую в основе жизнь из
небытия, возвышающее ее от потенции к акту. Над словом восходит дух, и дух
есть первая сущность, которая соединяет мир тьмы и мир света и подчиняет
себе оба начала для того, чтобы осуществиться и стать личностью. Однако на
возникновение этого единства реагирует основа и утверждает первоначальную
двойственность, но достигает только все большей противоположности и
окончательного отделения добра от зла. Воля основы должна пребывать в своей
свободе, пока не исполнится, не станет действительным все. Если бы воля
основы была подчинена раньше, то добро и зло остались бы скрытыми в ней. Но
добро должно быть поднято из тьмы к актуальности, чтобы жить в непреходящем
единстве с Богом; зло же должно быть отделено от добра, чтобы навек быть
низвергнуто в небытие.