Скачать 56.34 Кбайт
Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах
Только при такой предпосылке значимы другие свойства вещей,
например их вечность. Бог вечен по своей природе, вещи же - только вместе с
ним и как следствие его бытия, т. е. производно. Именно из-за этого
различия все единичные вещи, взятые в своей совокупности, не могут, как
обычно предполагается, составить Бога, ибо нет такого соединения,
посредством которого то, что по своей природе производно, способно перейти
в то, что по своей природе изначально, так же как единичные точки
окружности, взятые в своей совокупности, не могут составить окружность,
поскольку она как целое необходимо предшествует им по своему понятию. Еще
более нелепо мнение, будто в учении Спинозы даже отдельная вещь должна быть
необходимо равна Богу. Ибо даже если бы мы и нашли у Спинозы резкое
выражение, что каждая вещь есть модификация Бога, то элементы этого понятия
настолько противоречивы, что оно распадается непосредственно в своем
осмыслении. Модифицированный, т. е. производный, Бог не есть Бог в
собственном, высшем смысле; посредством этого единственного добавления вещь
вновь занимает свое место, на котором она вечно отделена от Бога. Причина
подобных неверных толкований, которым в достаточной степени подвергались и
другие системы, заключается в общем непонимании закона тождества или смысла
связки в суждении. Ведь даже ребенку можно объяснить, что ни в одном
предложении, в котором в соответствии с принятым толкованием высказывается
тождество субъекта и предиката, тем самым не утверждается полное совпадение
или даже непосредственная связь того и другого; например, предложение "это
тело синее" не означает, что тело сине в том и посредством того, в чем и
посредством чего оно есть тело, а только следующее: то, что есть это тело,
есть и синее, хотя и не в таком же значении. Однако такое предположение,
свидетельствующее о полном незнании того, в чем состоит сущность связки,
постоянно делается в наше время, когда речь идет о высшем применении закона
тождества. Если, например, выдвигается положение: "Совершенное есть
несовершенное", то смысл его таков: несовершенное есть не посредством того,
что и в чем оно несовершенно, а посредством совершенного, которое в нем
есть; в наше же время смысл этого положения таков: совершенное и
несовершенное суть одно и то же, все равно друг другу, наихудшее и
наилучшее, глупость и мудрость. Или положение: "добро есть зло", что
означает: зло не обладает силой быть посредством себя самого; сущее в нем
есть (рассмотренное само по себе и для себя) добро; это положение толкуется
следующим образом: вечное различие между правым и неправым, добродетелью и
пороком отрицается, предполагается, что логически они одно и то же. Или
если утверждается, что необходимое и свободное едины, смысл чего состоит в
том, что то, что (в конечной инстанции) есть сущность нравственного мира,
есть и сущность природы,- это понимается следующим образом: свободное - не
что иное, как сила природы, пружина, которая, как и любая другая, подчинена
механизму. Аналогичное происходит и с утверждением, согласно которому душа
и тело едины; его толкуют таким образом: душа материальна, она есть воздух,
эфир, сок нервов и т. п., ибо обратное - что тело есть душа или что в
предыдущем утверждении кажущееся необходимым есть само по себе свободное -
предусмотрительно не замечается, хотя оно с таким же основанием может быть
выведено из данного утверждения. Подобные недоразумения, если они
непреднамеренны, свидетельствуют о такой степени диалектической незрелости,
за пределы которой греческая философия вышла едва ли не с первых своих
шагов, и заставляют нас считать своим непременным долгом настойчиво
рекомендовать основательное изучение логики. Старая глубокомысленная логика
различала субъект и предикат как предшествующее и последующее (antecendens
et consequens) и выражала этим реальный смысл закона тождества. Это
отношение сохраняется даже в тавтологическом предложении, если оно не
совершенно бессмысленно. Тот, кто говорит: "Тело есть тело", мыслит субъект
предложения безусловно иным, нежели предикат, а именно: первое - как
единство, второе - как отдельные содержащиеся в понятии тела свойства,
которые относятся к нему как antecendens к consequens. Таков смысл и
другого старого объяснения, согласно которому субъект и предикат
противопоставляются друг другу как свернутое и развернутое (implicitum et
explicitum).
Однако, скажут нам сторонники названного выше утверждения, в критике
пантеизма речь идет вообще не о том, что Бог есть вс° (уклониться от
признания этого трудно и при обычном понимании его свойств), а о том, что
вещи суть ничто, что эта система уничтожает всякую индивидуальность. Это
новое определение как будто противоречит прежнему; ибо если вещи суть
ничто, то как же возможно смешивать с ними Бога? Тогда повсюду есть только
чистое, незамутненное божество.
например их вечность. Бог вечен по своей природе, вещи же - только вместе с
ним и как следствие его бытия, т. е. производно. Именно из-за этого
различия все единичные вещи, взятые в своей совокупности, не могут, как
обычно предполагается, составить Бога, ибо нет такого соединения,
посредством которого то, что по своей природе производно, способно перейти
в то, что по своей природе изначально, так же как единичные точки
окружности, взятые в своей совокупности, не могут составить окружность,
поскольку она как целое необходимо предшествует им по своему понятию. Еще
более нелепо мнение, будто в учении Спинозы даже отдельная вещь должна быть
необходимо равна Богу. Ибо даже если бы мы и нашли у Спинозы резкое
выражение, что каждая вещь есть модификация Бога, то элементы этого понятия
настолько противоречивы, что оно распадается непосредственно в своем
осмыслении. Модифицированный, т. е. производный, Бог не есть Бог в
собственном, высшем смысле; посредством этого единственного добавления вещь
вновь занимает свое место, на котором она вечно отделена от Бога. Причина
подобных неверных толкований, которым в достаточной степени подвергались и
другие системы, заключается в общем непонимании закона тождества или смысла
связки в суждении. Ведь даже ребенку можно объяснить, что ни в одном
предложении, в котором в соответствии с принятым толкованием высказывается
тождество субъекта и предиката, тем самым не утверждается полное совпадение
или даже непосредственная связь того и другого; например, предложение "это
тело синее" не означает, что тело сине в том и посредством того, в чем и
посредством чего оно есть тело, а только следующее: то, что есть это тело,
есть и синее, хотя и не в таком же значении. Однако такое предположение,
свидетельствующее о полном незнании того, в чем состоит сущность связки,
постоянно делается в наше время, когда речь идет о высшем применении закона
тождества. Если, например, выдвигается положение: "Совершенное есть
несовершенное", то смысл его таков: несовершенное есть не посредством того,
что и в чем оно несовершенно, а посредством совершенного, которое в нем
есть; в наше же время смысл этого положения таков: совершенное и
несовершенное суть одно и то же, все равно друг другу, наихудшее и
наилучшее, глупость и мудрость. Или положение: "добро есть зло", что
означает: зло не обладает силой быть посредством себя самого; сущее в нем
есть (рассмотренное само по себе и для себя) добро; это положение толкуется
следующим образом: вечное различие между правым и неправым, добродетелью и
пороком отрицается, предполагается, что логически они одно и то же. Или
если утверждается, что необходимое и свободное едины, смысл чего состоит в
том, что то, что (в конечной инстанции) есть сущность нравственного мира,
есть и сущность природы,- это понимается следующим образом: свободное - не
что иное, как сила природы, пружина, которая, как и любая другая, подчинена
механизму. Аналогичное происходит и с утверждением, согласно которому душа
и тело едины; его толкуют таким образом: душа материальна, она есть воздух,
эфир, сок нервов и т. п., ибо обратное - что тело есть душа или что в
предыдущем утверждении кажущееся необходимым есть само по себе свободное -
предусмотрительно не замечается, хотя оно с таким же основанием может быть
выведено из данного утверждения. Подобные недоразумения, если они
непреднамеренны, свидетельствуют о такой степени диалектической незрелости,
за пределы которой греческая философия вышла едва ли не с первых своих
шагов, и заставляют нас считать своим непременным долгом настойчиво
рекомендовать основательное изучение логики. Старая глубокомысленная логика
различала субъект и предикат как предшествующее и последующее (antecendens
et consequens) и выражала этим реальный смысл закона тождества. Это
отношение сохраняется даже в тавтологическом предложении, если оно не
совершенно бессмысленно. Тот, кто говорит: "Тело есть тело", мыслит субъект
предложения безусловно иным, нежели предикат, а именно: первое - как
единство, второе - как отдельные содержащиеся в понятии тела свойства,
которые относятся к нему как antecendens к consequens. Таков смысл и
другого старого объяснения, согласно которому субъект и предикат
противопоставляются друг другу как свернутое и развернутое (implicitum et
explicitum).
Однако, скажут нам сторонники названного выше утверждения, в критике
пантеизма речь идет вообще не о том, что Бог есть вс° (уклониться от
признания этого трудно и при обычном понимании его свойств), а о том, что
вещи суть ничто, что эта система уничтожает всякую индивидуальность. Это
новое определение как будто противоречит прежнему; ибо если вещи суть
ничто, то как же возможно смешивать с ними Бога? Тогда повсюду есть только
чистое, незамутненное божество.
|
|