Значит, подвигает их на это предприятие страх,
что они рассеются, что они не будут уже составлять целое, а окончательно
распадутся. О прочных обиталищах думают лишь тогда, когда человечество
стоит перед опасностью совершенно потеряться и раствориться, однако с
первым укрепленным городом начинается процесс обособления, т. е.
отталкивания, отделения друг от друга: вавилонская башня, которая должна
была предотвратить окончательное рассеяние, становится началом разделения
народов и поводом к нему. Значит, именно к эпохе этого перехода и относятся
монументы праисторического времени - особенно циклопические (названные так
греками) постройки в Греции, на островах Средиземного моря, иногда даже и
на материке - в Италии; творения эти видели уже Гомер и Гесиод - стены и
башни, то возведенные из неотесанных камней без раствора, то сложенные из
неправильных многогранников, памятники мифического уже для позднейших
греков племени, не оставившего иных следов своего пребывания на земле и тем
не менее в куда большей степени, чем обычно полагают, наделенного реальным
историческим значением. Гомер в "Одиссее" описывает жизнь циклопов - те не
знают законов, народных собраний, каждый с женами и детьми живет сам по
себе - "о других не заботясь" (...o u d a l l h l w n a l e g o u s i n .
Odyss. IX, 115), и мы должны сделать вывод о том, что здесь уже было
положено начало совершенно распавшимся племенам, которые отличаются как раз
тем, что никто не заботится о других, что, живя рядом, они остаются друг
для друга столь же чужими, как животные, и что они не связаны сознанием
сопринадлежности. В Новом Свете это состояние, представленное гомеровскими
циклопами, сохранилось, тогда как в Греции подобное же племя захлестнулось
все более мощным напором движения и сохранилось лишь в памяти народа,
возникшего благодаря этому движению. У Гомера эти люди еще живут в
естественных (но, кажется, искусственно расширенных) пещерах, позднейшая
легенда приписывала им строительство подземных сооружений, гротов и
лабиринтов в Мегаре, Науплие (Наполи ди Мальвазиа) и т. д. Это же племя от
сооружения таких выполненных в земле построек переходит к монументам,
возвышающимся над поверхностью земли и возведенным из особых, не зависящих
от земли, свободных материалов, однако, воздвигнув монументы, племя
исчезает, ибо с этими сооружениями связан переход к бытию народом, а в этом
народе и тонет само переходное племя.






Лекция 6

ШЕСТАЯ ЛЕКЦИЯ




Принцип изначального единства - всеобщий Бог всего человечества.- Ближайшее
исследование этого принципа с промежуточным обсуждением различий политеизма
в одновременности и последовательности.- Решение главного вопроса: кто есть
общий Бог.- Понятие относительного монотеизма и на этой основе объяснение
мифологии как процесса, в котором одновременно с учением о Богах возникают,
в закономерном порядке, народы и языки.- Сопоставление этого итога с
гипотезой предшествующего политеизму чистого монотеизма.- Отношение
относительного монотеизма к откровению.



После непосредственно предшествовавшего развития, по которому сразу же
видно, как много более конкретных определений следует еще ждать нам от
науки в будущем, кажется совершенно несомненным, что мы должны будем
остановиться на том способе объяснения, который предпосылает политеизму
монотеизм, причем не монотеизм "вообще", а монотеизм исторический,
относящийся к эпохе до разделения народов. Теперь же - мы, пожалуй, можем
сделать такой вывод - решен и последний вопрос, какой оставался
невыясненным между нами и этим способом объяснения, а именно вопрос - что
предшествовало, разделение ли народов, имевшее своим следствием политеизм,
или наоборот; мы ведь, кажется, достаточно убедились на материале,
изложенном выше, в том, что нельзя найти такой причины разделения народов,
которая была бы независима от политеизма,- поэтому следующий итог,
вытекающий из всего предшествующего развития, мы рассматриваем как
основание, на котором и будем строить в дальнейшем.

Коль скоро в дотоле едином сознании разделявшегося на народы человечества
выступили различные Боги, то предшествовавшее разделению единство
человеческого рода, какое мы также не можем мыслить помимо положительной
причины, ничем не поддерживалось столь решительно, как сознанием единого
всеобщего, общего для всего человечества Бога.

Это наше заключение не предрешает, однако, был ли этот всеобщий и общий для
всего человеческого рода Бог непременно единым именно в смысле монотеизма,
т. е. в смысле откровения, был ли он вообще немифологическим, исключающим
все мифологическое Богом.

Тут могут спросить: а чем же мог быть такой общий для всего человечества
Бог, если не истинно единым и совершенно немифологическим? Вот и все дело в
том, как отвечать на такой вопрос, и в ответе на него мы надеемся обрести
базис, на котором можно будет строить уже не гипотетические, а
категорические выводы о происхождении мифологии.