Впрочем, если иметь перед глазами новейшее
время, то тут лишь очень немногим, редкостным мастерам удавалось вдохнуть
всеобщее и непреходящее значение в образы, которые они могли почерпать лишь
в случайной и преходящей жизни, и облечь их чем-то подобным мифологической
мощи, но вот эти немногие и есть подлинные поэты, а остальных просто
называют так. В свою очередь философские понятия не должны быть просто
всеобщими категориями, они должны быть настоящими, определенными
сущностями, а чем больше они таковы, чем больше придает им философ
реальную, особенную жизнь, тем больше, кажется, сближаются они с
поэтическими образами, даже если философ пренебрегает поэтическим
облачением понятий - поэтическое заложено тут в мысли, и нет необходимости
привносить его извне, словно дополнительный момент.

Можно задаться и еще одним особым вопросом - а могли ли вообще
наличествовать поэзия и философия как таковые, в своей формальной
противопоставленности, в пору возникновения мифологии? Ведь мы видели,
напротив, что, как только мифология появляется и совершенно заполняет собою
сознание, поэзия и философия расходятся в разные стороны из этого общего
для них центра, причем на первых порах расходятся медленно. Ибо если первый
признак отделения философии от мифологии заметен уже в Гесиоде, то
требуется все время от Гесиода до Аристотеля, чтобы философия вполне
отделилась от всего мифического содержания, а следовательно, и от поэзии.
Не далек ли путь!-не от реализма пифагорейцев до номинализма Аристотеля
(потому что сами принципы, a r c a i , для одних столь же реальные
сущности, что и для другого, и внутренняя тождественность их очевидна), но
от почти мифического способа выражения первых до чисто понятийного
изложения второго. Однако если поэзия и философия совместно вышли из
мифологии, то не служит ли это доказательством того, что в мифологии они
еще пребывали в единстве, притом тогда конечно же ни одна из них не могла
предшествовать мифологии и быть фактором ее возникновения.

Знатоки языка и языковеды менее других должны были бы доверять такому
выводу: коль скоро поэзия и философия одинаково обретаются в мифологии, то,
следовательно, они содействовали ее возникновению. В строении древнейших
языков можно обнаружить целую сокровищницу философии; однако если эти языки
в своем именовании наиабстрактнейших понятий сохраняют изначальное, чуждое
позднейшему сознанию толкование их, то была ли это настоящая философия?
Есть ли что более абстрактное, нежели значение связки в суждении, нежели
понятие чистого субъекта, который, казалось бы, вообще ничто; ибо, что он
такое, мы узнаем лишь в высказывании, и, однако, без предиката он ведь не
ничто, так что же он? В высказывании мы говорим о нем - он то или это,
например "человек здоров или болен", "вещь темная или светлая"; однако что
такое есть субъект, прежде чем мы это высказали? Очевидно, то, что только
может быть этим, например здоровым или больным; итак, всеобщее понятие
субъекта - это чистое можествование. И как же удивительно, что в арабском
языке "есть" выражается словом, которое не просто звучит одинаково с нашим
"kann", "может", но и, бесспорно, тождественно ему; при этом, нарушая
аналогию со всеми прочими языками, за этим словом следует предикат не в
именительном падеже, но, как за "konnen" в немецком или "posse" в латыни, в
винительном падеже, не говоря уж обо всем ином. Философия ли вложила в
различные и на первый взгляд предельно далекие значения одного и того же
глагола паутину научных понятий, взаимосвязь между которыми с великим
трудом устанавливает теперь опять же философия? Как раз арабский обладает
глаголами, которые богаты такими раздельными значениями. Обычно говорят,
что первоначально то были разные вокабулы, которые в позднейшем
произношении совпали и не различаются,- иногда такое объяснение кажется
вероятным, однако к нему следует прибегать лишь тогда, когда исчерпаны все
средства установления внутренней взаимосвязи значений. Однако бывает так,
что исследования совсем иного плана неожиданно ставят нас на такую точку,
откуда внезапно открывается философская связь между казавшимися
несоединимыми значениями и в мнимом хаосе - подлинная система понятий,
реальная взаимосвязь которых не лежит на поверхности, но обнаруживается
лишь для более глубоких научных опосредований.