Без этого отсрочка (differance) была бы сроком, выбранным сознанием, присутствием настоящего перед собой... Сказать, что, отсрочка, первична, значит тем самым уничтожить миф наличного начала. Вот почему следует безоговорочно понимать «изначальное», иначе отсрочку выводили бы из полного начала. Изначально отсутствие начала". (Derrida J. L'ecritwe et la difference.) P., 1967. P. 302—303.) См. также: Blanchot M. Le rire des dieux II N.R.F., juillet 1965: "Образ должен перестать быть вторичным относительно так называемого первичного объекта и потребовать известной первичности, равной оригиналу, тогда истоки утратят привилегию на исходное могущество... Нет более оригинала, но вечное мерцание, в котором в свете отклонения и возвращения рассеивается отсутствие первоисточника".

158

возвращение предстает в этой системе "законом" без основания. Вечное возвращение не возвращает одинаковое и подобное, но само вытекает из мира чистого различия. Каждый ряд возвращается не только во включающих его других рядах, но сам по себе, поскольку включается другими только тогда, когда, в свою очередь, полностью восстанавливается как включающий их. У вечного возвращения только один смысл: отсутствие точно определенного первоначала, то есть определение первоначала как различия, соотносящего различное с различным для того, чтобы заставить его (их) как таковое вернуться. В этом смысле вечное возвращение, действительно, следствие первоначального различия, чистого, синтетического, в себе (то, что Ницше называл волей к власти). Если различие — в-себе, то повторение в вечном возвращении — для-себя различия. Но можно ли отрицать, что вечное возращение неотделимо от одинакового? Не является ли оно само вечным возвращением чего-то одинакового? Но мы должны чувствовать различные значения, по крайней мере три, выражения "одинаковый, тождественный, подобный".

Или же одинаковое обозначает предполагаемый субъект вечного возвращения. В этом случае оно обозначает тождество Единого в качестве принципа. Но именно в этом — самое большое и длительное заблуждение. Ницше точно говорит: если бы возвращалось Единое, оно для начала не выходило бы за свои пределы; если бы оно определяло сходство с ним множественного, то прежде всего не утратило бы своей идентичности при такой деградации сходного. Повторение — не более постоянство Единого, чем подобие множественного. Субъект вечного возвращения не одинаковый, но различный, не сходный, но несхожий, не Единое, но множество, не необходимость, но случайность. Более того, повторение в вечном возвращении включает разрушение всех форм, которые мешают его функционированию, категории представления, воплощенные в предварительном Одинаковом, Едином, тождественном и подобном. Или же одинаковое и подобное — лишь результат действия систем, подчиненных вечному возвращению. Таким образом, тождество необходимо проецируется (projetee), или, скорее, ретроецируется (retrojetee) на первичное различие, а подобие усваивается расходящимися рядами. Мы должны сказать об этом тождестве и подобии,

159

различное с различным с помощью различия (вот почему такая система сама — симулякр). Одинаковое, подобное — фикции, порожденные вечным возвращением. На этот раз это не заблуждение, а иллюзия: иллюзия неизбежная, питающая заблуждение, но отделимая от него. Или же одинаковое и подобное не отличаются от самого вечного возвращения. Они не предсуществуют вечному возвращению: возвращаются не одинаковое и подобное, но вечное возвращение — единственное одинаковое, единственное подобие того, что возвращается. И их невозможно абстрагировать от вечного возвращения ради реакции на причину. Одинаковое относится к отличающемуся и остается различным. Вечное возвращение — одинаковое различия, единое множественного, подобное несхожего. Источник предыдущей иллюзии, вечное возвращение создает ее и сохраняет ее только, чтобы радоваться ей, отражаться в ней как в эффекте собственной оптики, никогда не впадая в смежное заблуждение.

* * *

Эти дифференциальные системы с разнородными резонирующими рядами, с темным предшественником и усиленным движением называются симулакрами или фантазмами. Вечное возвращение затрагивает и заставляет вернуться только симулякры, фантазмы. Возможно, именно здесь мы обнаруживаем самый главный пункт платонизма и анти-платонизма, платонизма и опровержения платонизма, их пробный камень. Ведь в предыдущей главе мы поступали так, как будто учение Платона вращается вокруг особо важного различения оригинала и изображения, образца и копии. Образец наделяется высшей изначальной идентичностью (только Идея есть то, что она есть, только Мужество мужественно, только Набожность набожна), тогда как о копии судят по ее внутреннему и производному подобию. Именно в этом смысле различие появляется лишь в-третьих, после тождества и подобия, и может быть помыслено только через них. Различие мыслится только в сравнительной игре двух подобий — примерного подобия идентичного оригинала и имитационного подобия более или менее схожей копии: таково испытание или мерка претендентов.