Итак, мы встретили второе "по ту сторону принципа удовольствия", второй синтез времени в самом бессознательном. Первый пассивный синтез, синтез Габитуса, представлял повторение как связь в виде возобновляющегося живого настоящего. Он обеспечивал обоснование принципа удовольствия в двух взаимодополнительных смыслах, поскольку из него одновременно вытекала общая значимость удовольствия как инстанции, которой психическая жизнь оказывалась теперь подчиненной в Оно, и особое галлюцинарное удовлетворение, которое наполняло каждый пассивный мыслящий субъект нарциссическим образом самого себя. Второй синтез — это синтез Эроса—Мнемозины, представляющий повторение как смещение и маскировку и служащий обоснованием принципа удовольствия: речь здесь, действительно, идет о том, чтобы выяснить, как этот принцип применяется к тому, чем движет, при каких условиях, ценой каких ограничений и уточнений используется. Ответ дается в двух отношениях. Первое — направление общего закона реальности, согласно которому первый пассивный синтез переходит в активный синтез и активный мыслящий субъект. Второе —то, в котором, напротив, первый пассивный синтез, углубляясь, переходит во второй пассивный синтез, вбирающий частное нарциссическое удовлетворение и переносящий его на созерцание виртуальных объектов. Принцип удовольствия обретает здесь новые состояния как в отношении созданной реальности, так и установленной сексуальности. Пульсация, определявшаяся только как связанное возбуждение, возникает теперь в дифференцированной форме: как пульсация сохранения, следующая активной линии реальности, и как сексуальная пульсация в новой пассивной глубине. Если первый пассивный синтез учреждает "эстетику", то второй справедливо определить как эквивалентный "аналитике". Если первый пассивный синтез относится к настоящему, то второй — к прошлому. Если первый пользуется повторением, чтобы выманить из него различие, то второй пассивный синтез включает различие в повторение. Ведь два лика различия — перенос и травестия, смещение, символично затрагивающее виртуальный объект и маскировки, воображаемо затрагивающие реальные объекты, в которые он проникает, стали элементами самого повторения. Именно поэтому Фрейд испытывает известное затруднение в распределении различия и повторения с точки зрения Эроса, в той мере, в какой сохраняет оппозицию двух этих факторов и понимает повторение согласно материальной модели снятого различия, тогда как Эрос определяется введением или даже производством

140

новых различий . Но фактически сила повторения Эроса прямо вытекает из силы различия, взятой Эросом у Мнемозины, и затрагивает виртуальные объекты как фрагменты чистого прошлого. Это не амнезия, но скорее гипермнезия, как это в некоторых отношениях предчувствовал Жане, объясняя роль эротического повторения и его сочетания с различием. "Не виденное прежде", характеризующее вечно смещаемый и маскируемый объект, погружается в "уже виденное" как черту чистого прошлого вообще, откуда извлечен этот объект. Неизвестно, когда и где его видели, что соответствует объективной сущности проблематичного; в конце концов, лишь необычное привычно, только различие повторяется.

Действительно, синтез Эроса и Мнемозины еще страдает двойственностью. Дело в том, что ряд реального (или настоящих, переходящих в реальное) и ряд виртуального (или прошлого, сущностно отличного от всех настоящих) образуют две расходящиеся круговые линии, два круга или даже две дуги одного и того же круга по отношению к первому пассивному синтезу Габитуса. Но по отношению к объекту = х, принятому как имманентный предел ряда виртуальностей и принцип второго пассивного синтеза, последовательные настоящие реальности образуют теперь сосуществующие ряды, круги и даже дуги одного круга. Две эти посылки неизбежно совпадают, чистое прошлое впадает в состояние прошедшего, даже мифического настоящего, воссоздавая иллюзию, которую было призвано опровергнуть, воскрешая иллюзию первичного и производного, тождества в порождающем и сходства в произведенном. Более того, Эрос переживается как цикл или элемент цикла, противоположным элементом которого в глубине памяти может быть только Танатос; они сочетаются как любовь и ненависть, созидание и разрушение, притяжение и отталкивание. Вечно та же двойственность обоснования — представлять себя в круге, наложенном на обосновываемое; быть частью цепи репрезентации, которую оно, в принципе, определяет.

В основном утраченный характер виртуальных объектов, в основном травестийный характер реальных объектов являются мощными мотивациями нарциссизма. Но когда либидо обращается или переливается на мыслящий субъект, когда пассивный мыслящий субъект становится полностью нарциссическим, различие помещается между двумя линиями; мыслящий субъект чувствует свое постоянное смещение по одной линии и постоянную маскировку по
__________
20 Поскольку Эрос включает соединение двух клеточных тел и вводит таким образом новые витальные различия, "мы не смогли обнаружить в сексуальном инстинкте тенденции к повторению, открытие которой позволило нам сделать вывод о существовании инстинкта смерти".