Дело в том, что специфическое различие — максимум и совершенство, но только при условии тождественности неопределенного понятия (род). И, наоборот, оно мало что значит, если сравнить его с различием между родами как высшими определимыми понятиями (категории). Ведь последние больше не подчинены условию иметь, в свою очередь, тождественное понятие или общий род. Запомним довод, согласно которому само Бытие не является родом: и это потому, как говорит Аристотель, что различия бытийствуют (нужно было бы, чтобы род мог относить себя к различиям в себе: как если бы животное относило себя в одном случае к человеческому виду, а в другом — к разумному различию, создающему другой вид)4. Но этот аргумент, заимствованный у природы специфического различия, позволяет сделать вывод о другой природе родовых различий. Происходит так, как если бы существовало два "Логоса", сущностно различных, но переплетенных друг с другом. Один — логос Видов, логос того, о чем думают и говорят, покоящийся на условии тождественности или однозначности понятия вообще, взятого как род. Другой — логос Родов, логос того, что мыслится и говорится благодаря нам,
______________
4 См.: Аристотель. Метафизика, 111, 3, 998 b. Топика, VI, 6, 144 а.

50

что в свободном состоянии движется в двусмысленности Бытия как и в разнообразии самых общих понятий. Не двусмысленность ли говорит в нас, когда мы говорим об однозначности? Не следует ли здесь признать наличие в мышлении некой трещины, которая не перестает углубляться в иной (не аристотелевской) атмосфере? Но главное — не является ли это новым шансом для философии различия? не приблизится ли она, освобождавшись от состояния относительного максимума, к абсолютному понятию?

Однако у Аристотеля ничего этого нет. Дело в том, что родовое или категориальное различие остается различием в аристотелевском смысле и не превращается в простое разнообразие или инакость. Это означает, что тождественное или общее понятие еще остается, хотя и особым образом. Такое понятие Бытия не коллективно, как род по отношению к своим видам, но лишь дистрибутивно и иерархично; у него нет содержания в себе, а только содержание, соответствующее формально разным терминам — его предикатам. Эти термины (категории) не нуждаются в равных связях с бытием, достаточно того, чтобы для каждого из них связь с бытием бьша внутренней. Эти две особенности бытия — иметь только дистрибутивный общий смысл и первичный иерархический смысл — ясно показывают, что бытие не играет по отношению к категориям роль рода по отношению к однозначным видам. Но эти особенности также показывают, что двусмысленность бытия совершенно особенная: речь идет об аналогии5. Если спрашивается, какая же инстанция способна перенести понятие на утверждающие
______________
5 Известно, что сам Аристотель не говорит об аналогии в связи с бытием. Он оп-




с единичным термином. Последний подооен обыденному сознанию, но такое обыденное сознание не является родом. Ведь оно образует только дистрибутивную единицу (имплицитную и смутную), а не подобную роду, коллективной, экспли-




рархию. Схоластика говорила бы об "аналогии пропорций": вместо дистрибутивного понятия, которое формально соотносится с различными терминами, появляется понятие родов, в высшей степени соотнесенное с основным термином, и в меньшей степени — с другими. Бытие в действии — прежде всего аналогия пропорциональности; но не представляет ли оно также "виртуальную" аналогию пропорций?

51

термины и субъекты, то совершенно очевидно, что это — суждение. Дело в том, что у суждения две, и только две основные функции: дистрибуция, которую оно обеспечивает разделением понятия, и иерархизация, которую оно обеспечивает мерой субъектов. Одной соответствует способность суждения, которую называют обыденным сознанием, а другой — та, которую называют здравым смыслом (или первичным смыслом). Обе они составляют истинную меру, "справедливость" как ценность суждения. В этом смысле вся философия категорий берет за образец суждение — это видно у Канта и даже у Гегеля. Однако аналогия в суждении — с присущими ей обыденным сознанием и первичным смыслом — сохраняет тождественность понятия, либо в имплицитной смутной форме, либо в виртуальной форме. Сама аналогия — аналогия тождественности в суждении. Аналогия — сущность суждения, но аналогия в суждении является аналогом тождественности понятия. Именно поэтому мы не можем ждать от родового или категориального различия, как и от различия специфического, чтобы оно представило нам собственное понятие различия. В то время, как специфическое различие довольствуется тем, что вписывает различие в тождественность неопределенного понятия вообще, родовое различие (дистрибутивное и иерархическое), в свою очередь, довольствуется тем, что вписывает различие в квазитождественность самых общих определимых понятий, то есть в аналоги в самом суждении. Вся аристотелевская философия различия состоит в этом двойном взаимодополнительном вписывании, основанном на одном и том же постулате, намечающем произвольные пределы благоприятного момента.