Если мы скажем, что движение происходит не от гипотетического к аподиктическому, но от проблематичного к вопросу, на первый взгляд покажется, что различие крайне невелико. Оно представится еще меньшим, если аподиктическое неотделимо от морального императива, а вопрос, со своей стороны, — от императива другого рода.
____________
14 О Платоне см.: Государство, VI, 511 b: "Свои предположения он не выдает за нечто изначальное, напротив, они для него только предположения, как таковые, то есть некие подступы и устремления к началу всего, которое уже не предположительно. Достигнув его и придерживаясь всего, с чем оно связано, он приходит затем к заключению..." (Государство II Платон. Перев. А. И. Егунова. Соч. в трех томах. М., 1971. Т. 3. Ч. 1. С. 319.). Этот текст глубоко прокомментирован Проклом, видящем в нем выражение метода Парменида и использующего его для опровержения распространенных уже в его время формальных или скептических интерпретации: ясно, что Единое, каким оно предстает в гипотезах Парменида, отличается от ан-гипотетического Единого, к которому приводит диалектика, переходя от гипотезы к гипотезе; им измеряется их истинность. См.: Proclus. Commentaire du Pannenide. О превращении гипотетического суждения в категорическое суждение в философии Маймона и Фихте см.: Gueroult М. L'evolulion el la structure de la Doctrine de la Science chez fickle. P., 1930. Т. I. P. 127 и след. О Гегеле и аналогичном превращении см.: соотношение в-себе и ддя-себя в Феноменологии; само соотношение Феноменологии и Логики; гегелевская идея "науки" и переход от эмпирического к спекулятивному предположению.

242

Но эти формулировки разделены пропастью. В отождествлении задачи с гипотезой уже таится предательство задачи или Идеи, нелигитимный процесс их сведения к предположениям сознания и репрезентациям знания: проблематичное по своей природе отличатся от гипотетического. Тематическое вовсе не совпадает с тетическим. Такое различие ставит на карту распределение, детерминацию, предназначение, применение способностей в целом в доктрине вообще. И есть большая разница между аподиктической инстанцией и инстанцией-вопросом, так как речь идет о двух формах императивов, несопоставимых ни в каком отношении. Вопросы — это императивы, или, скорее, вопросы выражают связь задач с императивами, из которых, вытекают. Следует ли для выявления императивной природы вопросов привести пример полиции? "Вопросы здесь задаю я", но на самом деле устами своего палача говорит распавшееся Я допрашиваемого. Задачи или Идеи вытекают из императивов авантюры и события, предстающих в качестве вопросов. Вот почему задачи неотделимы от выносящей решения власти, волевого решения, которое, проходя через нас, превращает нас в полубожественные существа. И не считает ли себя математик принадлежащим к породе богов? Две основные процедуры анализа и синтеза — высшая степень осуществления властного решения, основанного на природе решаемых задач, так как уравнение всегда сводимо или несводимо по отношению к идеальному телу, добавляемому математиком. Бесконечная власть прибавления произвольного количества: речь уже не идет об игре по Лейбницу, когда моральный императив предопределенных правил сочетается с состоянием данного пространства, которое нужно заполнить ex hypothesi*. Речь скорее идет об игре в кости, небесах как открытом пространстве, броске как единственном правиле. Единичные моменты поставлены на кон; вопросы и есть игральные кости; метание — это императив. Идеи — проблематичные сочетания как результаты ходов. Ведь дело случая вовсе не стремится отменить случай (судьбу, предопределенную свыше). Отменить случайность, значит раздробить ее согласно правилам вероятности на несколько ходов так, чтобы задача распалась на гипотезы — гипотезы выигрыша и проигрыша, а императив превратился в моральный принцип выбора лучшего, определяющего выигрыш. Напротив, игра случая разом утверждает случайность, каждое дело случая всякий раз утверждает случай в целом. Повторение ходов уже не подчинено все той же устоявшейся гипотезе, либо тождественности постоянного правила. Самое трудное — превратить случайность в объект утверждения, но таков смысл императива и поставленных им вопросов. Идеи вытекают из него, подобно особенному, эманирующему из той случайной точки, которая раз за

243

разом сводит всю случайность воедино. Могут сказать, что определяя эту точку как императивный источник Идей, мы лишь ссылаемся на произвол, обыкновенный произвол детской игры, ребенка-бога. Но это означало бы неправильное понимание "утверждения". Произвол присутствует в случайности лишь постольку, поскольку он не утвержден, недостаточно утвержден, поскольку размещен в пространстве и числе по правилам, созданным для его предотвращения. Когда случайность достаточно утверждена, игрок уже не может проиграть, так как любая комбинация и приводящий к ней ход по своей природе адекватны месту и мобильному управлению точки алеаторики.