Скачать 63.7 Кбайт
Прогулка скептика, или аллеи вступление.
Издайте вашу рукопись в его владениях, и пусть себе ханжи кричат сколько угодно.
Этот совет вполне отвечал условиям моего спокойствия, моим интересам и моим порокам, и я последовал ему.
ПРОГУЛКА СКЕПТИКА, ИЛИ АЛЛЕИ.
АЛЛЕЯ ТЕРНИЙ.
1. Завистники не обвинят меня в том, что я растратил миллионные государственные средства на поездку в Перу за золотым песком или в Лапландию за соболями. Те, кому Людовик повелел проверить вычисления великого Ньютона и определить с помощью туаза форму нашей планеты, без меня поднимались вверх по реке Торнео, я не спускался вместе с ними по водам Амазонки. Поэтому я не буду рассказывать тебе, дорогой Арист, об опасностях, которым я подвергался в ледяных краях севера или в знойных пустынях юга, и уж тем более не буду говорить о пользе, которую извлекут когда-нибудь, через две или три тысячи лет, география, мореплавание и астрономия из моего удивительного угломера и моей необыкновенной зрительной трубы. Я ставлю себе более благородную цель, более близкую задачу: я хочу просветить и усовершенствовать человеческий разум повествованием о простой прогулке. Нужно ли мудрецу переплывать моря и отмечать в своем дневнике варварские имена и необузданные нравы дикарей, чтобы просвещать цивилизованные народы? Все, что нас окружает, является предметом для наблюдений. Самые привычные вещи могут показаться нам чудесами: все зависит от нашего взгляда. Будучи рассеянным, он обманывает нас; будучи проницательным и сосредоточенным, он приближает нас к истине.
2. Ты знаешь нашу землю; реши сам, на каком меридиане расположена небольшая страна, которую я тебе опишу,— я исследовал ее недавно как философ, потеряв сперва немало времени на то, чтобы объездить ее в качестве географа. Предоставляю также тебе самому дать различным населяющим ее народам имена, подходящие к их нравам и характерам, которые я тебе обрисую. Как ты будешь изумлен, узнав, что живешь среди них! Но так как эта странная нация состоит из различных классов, то тебе, может быть, неизвестно, к какому из них принадлежишь ты сам, и я заранее смеюсь над твоим затруднением, если ты не сумеешь сказать, кто ты, или над твоим стыдом, если окажется, что твое место в толпе глупцов.
3. Царство, о котором я говорю, управляется государем, имя которого почти не вызывает разногласий среди его подданных; но нельзя сказать того же о его существовании. Никто его не видел, а те из его приближенных, которые утверждают, будто разговаривали с ним, высказались о нем в таких темных выражениях и приписали ему такие странные, противоречивые свойства, что одни не переставали с тех пор строить разные системы для объяснения этой загадки или драться между собой за свои взгляды, другие же предпочли сомневаться во всем, что говорят про государя, а некоторые даже решили ничему этому вовсе не верить.
4. Тем не менее его считают бесконечно мудрым, просвещенным, преисполненным нежности к своим подданным; но так как он решил быть недоступным, по крайней мере на время, и так как всякое общение с народом, очевидно, унизило бы его, то выбранный им способ обнародования законов и изъявления своей воли весьма сомнителен. Люди, якобы посвященные в его тайны, так часто оказывались безумцами или мошенниками, что поневоле начинаешь думать, что они и впредь всегда будут такими же. Два толстых тома, наполненные чудесами и постановлениями, то весьма странными, то вполне разумными, содержат в себе его волеизъявления. Эти книги написаны так неровно, что, надо думать, он был не слишком внимателен при выборе своих писцов или же его доверием часто злоупотребляли. В первом томе содержатся особые предписания, подкрепляемые длинным рядом чудес; второй том отменяет эти первые привилегии и вводит новые, точно так же опирающиеся на чудеса; отсюда распря между привилегированными лицами. Новые избранники считают себя исключительными обладателями государевых милостей и презирают старых как слепцов, а те клянут их как втируш и похитителей. В дальнейшем я изложу тебе подробнее содержание этого двойного кодекса, а пока вернемся к государю.
5. Он обитает, по слухам, в каком-то лучезарном, великолепном и блаженном месте, которое описывается весьма различно в зависимости от воображения описывающего. Туда придем в конце концов мы все. Двор государя — общее место встреч, к которому мы все время приближаемся; и говорят, что мы будем там вознаграждены или наказаны, смотря по тому, как мы вели себя в пути.
6. Мы рождаемся солдатами; но нет ничего более странного, чем способ, каким нас зачисляют в войско. Когда мы погружены в такой глубокий сон, что никто из нас даже не помнит, спал он или бодрствовал, к нам приставляют двух свидетелей; спящего спрашивают, хочет ли он вступить в войско; свидетели соглашаются за него, подписывают его обязательство, и дело сделано: он — солдат.
Этот совет вполне отвечал условиям моего спокойствия, моим интересам и моим порокам, и я последовал ему.
ПРОГУЛКА СКЕПТИКА, ИЛИ АЛЛЕИ.
АЛЛЕЯ ТЕРНИЙ.
1. Завистники не обвинят меня в том, что я растратил миллионные государственные средства на поездку в Перу за золотым песком или в Лапландию за соболями. Те, кому Людовик повелел проверить вычисления великого Ньютона и определить с помощью туаза форму нашей планеты, без меня поднимались вверх по реке Торнео, я не спускался вместе с ними по водам Амазонки. Поэтому я не буду рассказывать тебе, дорогой Арист, об опасностях, которым я подвергался в ледяных краях севера или в знойных пустынях юга, и уж тем более не буду говорить о пользе, которую извлекут когда-нибудь, через две или три тысячи лет, география, мореплавание и астрономия из моего удивительного угломера и моей необыкновенной зрительной трубы. Я ставлю себе более благородную цель, более близкую задачу: я хочу просветить и усовершенствовать человеческий разум повествованием о простой прогулке. Нужно ли мудрецу переплывать моря и отмечать в своем дневнике варварские имена и необузданные нравы дикарей, чтобы просвещать цивилизованные народы? Все, что нас окружает, является предметом для наблюдений. Самые привычные вещи могут показаться нам чудесами: все зависит от нашего взгляда. Будучи рассеянным, он обманывает нас; будучи проницательным и сосредоточенным, он приближает нас к истине.
2. Ты знаешь нашу землю; реши сам, на каком меридиане расположена небольшая страна, которую я тебе опишу,— я исследовал ее недавно как философ, потеряв сперва немало времени на то, чтобы объездить ее в качестве географа. Предоставляю также тебе самому дать различным населяющим ее народам имена, подходящие к их нравам и характерам, которые я тебе обрисую. Как ты будешь изумлен, узнав, что живешь среди них! Но так как эта странная нация состоит из различных классов, то тебе, может быть, неизвестно, к какому из них принадлежишь ты сам, и я заранее смеюсь над твоим затруднением, если ты не сумеешь сказать, кто ты, или над твоим стыдом, если окажется, что твое место в толпе глупцов.
3. Царство, о котором я говорю, управляется государем, имя которого почти не вызывает разногласий среди его подданных; но нельзя сказать того же о его существовании. Никто его не видел, а те из его приближенных, которые утверждают, будто разговаривали с ним, высказались о нем в таких темных выражениях и приписали ему такие странные, противоречивые свойства, что одни не переставали с тех пор строить разные системы для объяснения этой загадки или драться между собой за свои взгляды, другие же предпочли сомневаться во всем, что говорят про государя, а некоторые даже решили ничему этому вовсе не верить.
4. Тем не менее его считают бесконечно мудрым, просвещенным, преисполненным нежности к своим подданным; но так как он решил быть недоступным, по крайней мере на время, и так как всякое общение с народом, очевидно, унизило бы его, то выбранный им способ обнародования законов и изъявления своей воли весьма сомнителен. Люди, якобы посвященные в его тайны, так часто оказывались безумцами или мошенниками, что поневоле начинаешь думать, что они и впредь всегда будут такими же. Два толстых тома, наполненные чудесами и постановлениями, то весьма странными, то вполне разумными, содержат в себе его волеизъявления. Эти книги написаны так неровно, что, надо думать, он был не слишком внимателен при выборе своих писцов или же его доверием часто злоупотребляли. В первом томе содержатся особые предписания, подкрепляемые длинным рядом чудес; второй том отменяет эти первые привилегии и вводит новые, точно так же опирающиеся на чудеса; отсюда распря между привилегированными лицами. Новые избранники считают себя исключительными обладателями государевых милостей и презирают старых как слепцов, а те клянут их как втируш и похитителей. В дальнейшем я изложу тебе подробнее содержание этого двойного кодекса, а пока вернемся к государю.
5. Он обитает, по слухам, в каком-то лучезарном, великолепном и блаженном месте, которое описывается весьма различно в зависимости от воображения описывающего. Туда придем в конце концов мы все. Двор государя — общее место встреч, к которому мы все время приближаемся; и говорят, что мы будем там вознаграждены или наказаны, смотря по тому, как мы вели себя в пути.
6. Мы рождаемся солдатами; но нет ничего более странного, чем способ, каким нас зачисляют в войско. Когда мы погружены в такой глубокий сон, что никто из нас даже не помнит, спал он или бодрствовал, к нам приставляют двух свидетелей; спящего спрашивают, хочет ли он вступить в войско; свидетели соглашаются за него, подписывают его обязательство, и дело сделано: он — солдат.
|
|