Скачать 63.7 Кбайт
Прогулка скептика, или аллеи вступление.
Но когда люди, называющие себя учениками того, кто принес на землю закон любви, доброжелательства и мира, охраняют этот закон вооруженной силой, то это уж просто невыносимо. Значит, они забыли, как сурово он разбранил своих слишком пылких учеников, просивших его низвергнуть огонь с неба на те города, которые они не сумели обратить по собственной вине? Короче говоря, если рассуждения сильного ума основательны, то не следует бороться против них; а если они слабы, не следует их бояться.
— Вам можно было бы возразить,— ответил Клеобул,— что есть предрассудки, которые важно сохранить в народе.
— Какие? — перебил я его,— Раз человек признает существование бога, реальность нравственного добра и зла, бессмертие души, воздаяние и кары в загробной жизни, то к чему ему предрассудки? Если он будет еще посвящен в глубокие тайны пресуществления, сосуществования троицы, ипостасного единства, предопределения, воплощения и так далее,— станет ли он от этого более достойным гражданином? Если он будет знать во сто раз лучше, чем самый завзятый сорбоннский спорщик, являются ли три божественных лица отдельными и различными субстанциями; всемогущи ли Сын и святой дух или подчинены богу-отцу; заключается ли единство трех лиц в их внутреннем взаимном знании мыслей и намерений каждого; обстоит ли дело так, что в боге совсем нет лиц; являются ли Отец, Сын и святой дух тремя атрибутами божества — его благостью, мудростью и всемогуществом; являются ли они тремя актами его воли — творением, искуплением и благодатью — или же двумя актами или двумя атрибутами Отца; его самопознанием, из которого рождается Сын, и его любовью к Сыну, из которой исходит святой дух, или же тремя отношениями одной и той же субстанции, которая рассматривается как несотворенная, порожденная и произведенная, или, наконец, просто тремя наименованиями,— станет ли он от этого более честным человеком? Нет, дорогой Клеобул, пусть он постигнет все тайные свойства личности, сосуществования, единосущия и ипостаси — при всем том он может остаться плутом. Христос сказал: любите бога и своего ближнего всем сердцем, как самого себя, в этом закон и пророки. Он был слишком разумен и справедлив, чтобы ставить добродетель и спасение людей в зависимость от слов, лишенных смысла. Клеобул, не великие истины залили землю кровью. Люди убивали друг друга лишь во имя того, чего они сами не понимали. Просмотрите церковную историю, и вы убедитесь, что если бы христианская религия сохранила свою первоначальную простоту; если бы от людей требовали только познания бога и любви к ближнему; если бы христианство не затемнили бесконечным множеством суеверий, которые сделали его на будущие времена недостойным бога в глазах здравомыслящих людей, — словом, если бы людям проповедовали только такой культ, основы которого они находили бы в своей собственной душе, то они его никогда не отвергли бы, а приняв его, не стали бы вступать в распри друг с другом. Корысть породила священников, священники породили предрассудки, предрассудки породили войны, и войны будут существовать до тех пор, пока будут предрассудки, предрассудки — пока будут священники, а священники — пока будет выгодно быть ими.
— Мне прямо кажется,— подхватил Клеобул,— что я перенесен во времена Павла в Эфес и что вокруг меня священники поднимают такой же вой, с каким они когда-то обрушились на Павла. “Если этот человек прав,— воскликнут эти торговцы реликвиями,— то конец нашей торговле; нам останется только закрыть нашу лавочку и умереть с голоду”. Арист, послушайтесь меня, предотвратите этот взрыв, спрячьте вашу рукопись и не давайте ее никому, кроме наших друзей. Если вам дорога репутация человека, умеющего писать и мыслить, они должны будут признать за вами эту заслугу. Но если вы жаждете более широкой известности, если уважение и искренняя похвала маленького общества философов вас не удовлетворяют, то издайте труд, который вы сможете признать своим. Займитесь каким-нибудь другим вопросом; найдется сколько угодно тем, которые дадут еще более богатый материал вашему легкому перу.
— Что до меня, Клеобул,— ответил я,— то, сколько я ни всматриваюсь в окружающие меня предметы, я нахожу только два, которые заслуживают моего внимания, и это как раз те самые, о которых вы запрещаете мне говорить. Заставьте меня молчать о религии и правительстве, и мне нечего будет сказать. Действительно, какое мне дело, что академик *** написал прескверный роман; что отец *** произнес с кафедры академическую речь; что дворянин *** наводняет нас жалкими брошюрами; что герцогиня *** домогается благосклонности своих пажей; не все ли равно, кто настоящий отец сына герцога *** и пишет ли Д. *** сам свои сочинения или за него пишут другие? Все эти пустяки не имеют значения; эти глупости не затрагивают ни вашего благополучия, ни моего. Даже если бы скверная история с *** оказалась, хоть это и невозможно, еще в сто раз более скверной — управление государством не стало бы от того ни лучше, ни хуже.
— Вам можно было бы возразить,— ответил Клеобул,— что есть предрассудки, которые важно сохранить в народе.
— Какие? — перебил я его,— Раз человек признает существование бога, реальность нравственного добра и зла, бессмертие души, воздаяние и кары в загробной жизни, то к чему ему предрассудки? Если он будет еще посвящен в глубокие тайны пресуществления, сосуществования троицы, ипостасного единства, предопределения, воплощения и так далее,— станет ли он от этого более достойным гражданином? Если он будет знать во сто раз лучше, чем самый завзятый сорбоннский спорщик, являются ли три божественных лица отдельными и различными субстанциями; всемогущи ли Сын и святой дух или подчинены богу-отцу; заключается ли единство трех лиц в их внутреннем взаимном знании мыслей и намерений каждого; обстоит ли дело так, что в боге совсем нет лиц; являются ли Отец, Сын и святой дух тремя атрибутами божества — его благостью, мудростью и всемогуществом; являются ли они тремя актами его воли — творением, искуплением и благодатью — или же двумя актами или двумя атрибутами Отца; его самопознанием, из которого рождается Сын, и его любовью к Сыну, из которой исходит святой дух, или же тремя отношениями одной и той же субстанции, которая рассматривается как несотворенная, порожденная и произведенная, или, наконец, просто тремя наименованиями,— станет ли он от этого более честным человеком? Нет, дорогой Клеобул, пусть он постигнет все тайные свойства личности, сосуществования, единосущия и ипостаси — при всем том он может остаться плутом. Христос сказал: любите бога и своего ближнего всем сердцем, как самого себя, в этом закон и пророки. Он был слишком разумен и справедлив, чтобы ставить добродетель и спасение людей в зависимость от слов, лишенных смысла. Клеобул, не великие истины залили землю кровью. Люди убивали друг друга лишь во имя того, чего они сами не понимали. Просмотрите церковную историю, и вы убедитесь, что если бы христианская религия сохранила свою первоначальную простоту; если бы от людей требовали только познания бога и любви к ближнему; если бы христианство не затемнили бесконечным множеством суеверий, которые сделали его на будущие времена недостойным бога в глазах здравомыслящих людей, — словом, если бы людям проповедовали только такой культ, основы которого они находили бы в своей собственной душе, то они его никогда не отвергли бы, а приняв его, не стали бы вступать в распри друг с другом. Корысть породила священников, священники породили предрассудки, предрассудки породили войны, и войны будут существовать до тех пор, пока будут предрассудки, предрассудки — пока будут священники, а священники — пока будет выгодно быть ими.
— Мне прямо кажется,— подхватил Клеобул,— что я перенесен во времена Павла в Эфес и что вокруг меня священники поднимают такой же вой, с каким они когда-то обрушились на Павла. “Если этот человек прав,— воскликнут эти торговцы реликвиями,— то конец нашей торговле; нам останется только закрыть нашу лавочку и умереть с голоду”. Арист, послушайтесь меня, предотвратите этот взрыв, спрячьте вашу рукопись и не давайте ее никому, кроме наших друзей. Если вам дорога репутация человека, умеющего писать и мыслить, они должны будут признать за вами эту заслугу. Но если вы жаждете более широкой известности, если уважение и искренняя похвала маленького общества философов вас не удовлетворяют, то издайте труд, который вы сможете признать своим. Займитесь каким-нибудь другим вопросом; найдется сколько угодно тем, которые дадут еще более богатый материал вашему легкому перу.
— Что до меня, Клеобул,— ответил я,— то, сколько я ни всматриваюсь в окружающие меня предметы, я нахожу только два, которые заслуживают моего внимания, и это как раз те самые, о которых вы запрещаете мне говорить. Заставьте меня молчать о религии и правительстве, и мне нечего будет сказать. Действительно, какое мне дело, что академик *** написал прескверный роман; что отец *** произнес с кафедры академическую речь; что дворянин *** наводняет нас жалкими брошюрами; что герцогиня *** домогается благосклонности своих пажей; не все ли равно, кто настоящий отец сына герцога *** и пишет ли Д. *** сам свои сочинения или за него пишут другие? Все эти пустяки не имеют значения; эти глупости не затрагивают ни вашего благополучия, ни моего. Даже если бы скверная история с *** оказалась, хоть это и невозможно, еще в сто раз более скверной — управление государством не стало бы от того ни лучше, ни хуже.
|
|