Скачать 63.7 Кбайт
Прогулка скептика, или аллеи вступление.
Вскоре они будут отрекаться у ног вожатых от всего, что говорили среди нас, но тотчас же покинут их, если действие принятых лекарств ударит им в голову новым хмелем. Хорошее или дурное состояние здоровья составляет всю их философию.
11. Пока я рассматривал этих мнимых удальцов, мой безумец успел исчезнуть, и я стал приглядываться к его товарищам и наблюдать, как они поднимают на смех всех путников; сами они не имеют никаких определенных мнений и воображают, что разумных мнений вообще не может быть. Они не знают, откуда они пришли и для чего, куда направляются, и очень мало интересуются всем этим. Их боевой клич “Все — суета!”.
12. Некоторые из этих воинов объединяются иногда в отряды для партизанских военных действий и приводят, если могут, перебежчиков или пленников. Место их набегов — аллея терний; они пробираются туда украдкой, воспользовавшись ущельем, лесом, туманом или каким-нибудь другим средством для сокрытия своего движения, обрушиваются на слепцов, попадающихся им на пути, прогоняют их вожатых, разбрасывают воззвания против государя или сатиры на вице-короля, отнимают посохи, срывают повязки и исчезают. Ты не можешь себе представить, до чего смешны слепцы, оставшиеся без посохов: не зная, куда ступить, какого пути держаться, они бродят ощупью, блуждают, вопят, приходят в отчаяние, беспрестанно осведомляются о дороге и с каждым шагом удаляются от нее; неуверенность их поступи отклоняет их ежеминутно от большой дороги, на которую их возвращает привычка.
13. Когда виновников этого замешательства удается схватить, военный совет поступает с ними как с бездомными и бесправными разбойниками. Поведение, совершенно непохожее на наше! Под нашими каштанами вождей из аллеи терний выслушивают спокойно, отвечают на их удары, припирают их к стене, повергают их в прах, наконец, просвещают их, если это возможно, или, по крайней мере, оплакивают их ослепление. Кротостью и миролюбием проникнуты наши приемы, их же приемы внушены яростью. Мы пускаем в ход аргументы, они припасают хворост. Они проповедуют любовь, но жаждут только крови. Их речи человечны, но их сердце жестоко. Если они изображают нашего государя безжалостным тираном, то лишь для того, чтобы оправдать свои собственные страсти.
14. Не так давно я присутствовал при беседе одного обитателя аллеи терний с одним из наших товарищей. Первый, блуждая с повязкой на глазах, приблизился к зеленой беседке, в которой второй предавался раздумью. Их разделяла уже только живая изгородь, мешавшая им соединиться, но позволявшая слышать друг друга. Наш товарищ, только что додумавший до конца ряд мыслей, громко воскликнул, как это бывает с людьми, полагающими, что их никто не слышит: “Нет, никакого государя не существует;
ничто не доказывает с очевидностью его существования!”. Слепец, до которого эти слова донеслись неясно, принял его за одного из себе подобных и стал его расспрашивать задыхающимся голосом:
— Брат, не заблудился ли я? Так ли я иду, и далеко ли нам еще, по-вашему, до конца пути?
15. — Увы, жалкий безумец,— ответил тот,— ты терзаешь и мучаешь себя напрасно; несчастная жертва своих вожатых, ты можешь идти сколько угодно и все равно никогда не придешь в то место, которое они тебе обещают. Если бы твоя голова не была закутана в эту тряпку, ты увидел бы так же ясно, как мы, что нет фантазий более нелепых, чем те странные хитросплетения, которыми тебя убаюкивают. Скажи мне, в самом деле: почему ты веришь в существование государя? Является ли твоя вера плодом твоих собственных размышлений и твоих знаний, или же она порождена предрассудками и назиданиями твоих вождей? Ты соглашаешься с ними, что не видишь ни зги, а судишь очень смело обо всем. Попытайся сначала разобраться в вопросе, взвесь доводы, чтобы составить себе более здравое суждение. С какой радостью я вытащил бы тебя из лабиринта, в котором ты блуждаешь. Подойди ко мне ближе, чтобы я мог снять с тебя эту повязку.
— Клянусь государем, я этого не сделаю,— ответил слепец, сделав три шага назад и насторожившись.— Что скажет он и что будет со мной, если я предстану перед ним без повязки, с широко раскрытыми глазами? Но если хочешь, давай побеседуем. Может быть, ты выведешь меня из заблуждения; а я, в свою очередь, не теряю надежды обратить тебя на путь истины. Если мне это удастся, мы пойдем дальше вместе, и, разделив опасности путешествия, мы разделим впоследствии и радости свидания. Говори же, я слушаю.
16. — Вот уже тридцать лет,— начал свою речь обитатель аллеи каштанов,— как ты в тоске и тревоге бредешь по этой проклятой дороге; ближе ли ты к цели, чем в первый день? Видишь ли ты теперь более ясно, чем прежде, вход или какой-нибудь зал или павильон дворца, в котором живет твой повелитель? Различаешь ли ты хоть одну ступень его трона? Нет, всегда равно удаленный от него, ты никогда к нему не приблизишься. Согласись же, что ты пошел по этой дороге без достаточно веского основания, только потому, что по ней шли, столь же безосновательно, твои предки, твои друзья и ближние, из которых ни один не принес тебе известий о блаженной стране, где ты надеешься когда-нибудь обитать.
11. Пока я рассматривал этих мнимых удальцов, мой безумец успел исчезнуть, и я стал приглядываться к его товарищам и наблюдать, как они поднимают на смех всех путников; сами они не имеют никаких определенных мнений и воображают, что разумных мнений вообще не может быть. Они не знают, откуда они пришли и для чего, куда направляются, и очень мало интересуются всем этим. Их боевой клич “Все — суета!”.
12. Некоторые из этих воинов объединяются иногда в отряды для партизанских военных действий и приводят, если могут, перебежчиков или пленников. Место их набегов — аллея терний; они пробираются туда украдкой, воспользовавшись ущельем, лесом, туманом или каким-нибудь другим средством для сокрытия своего движения, обрушиваются на слепцов, попадающихся им на пути, прогоняют их вожатых, разбрасывают воззвания против государя или сатиры на вице-короля, отнимают посохи, срывают повязки и исчезают. Ты не можешь себе представить, до чего смешны слепцы, оставшиеся без посохов: не зная, куда ступить, какого пути держаться, они бродят ощупью, блуждают, вопят, приходят в отчаяние, беспрестанно осведомляются о дороге и с каждым шагом удаляются от нее; неуверенность их поступи отклоняет их ежеминутно от большой дороги, на которую их возвращает привычка.
13. Когда виновников этого замешательства удается схватить, военный совет поступает с ними как с бездомными и бесправными разбойниками. Поведение, совершенно непохожее на наше! Под нашими каштанами вождей из аллеи терний выслушивают спокойно, отвечают на их удары, припирают их к стене, повергают их в прах, наконец, просвещают их, если это возможно, или, по крайней мере, оплакивают их ослепление. Кротостью и миролюбием проникнуты наши приемы, их же приемы внушены яростью. Мы пускаем в ход аргументы, они припасают хворост. Они проповедуют любовь, но жаждут только крови. Их речи человечны, но их сердце жестоко. Если они изображают нашего государя безжалостным тираном, то лишь для того, чтобы оправдать свои собственные страсти.
14. Не так давно я присутствовал при беседе одного обитателя аллеи терний с одним из наших товарищей. Первый, блуждая с повязкой на глазах, приблизился к зеленой беседке, в которой второй предавался раздумью. Их разделяла уже только живая изгородь, мешавшая им соединиться, но позволявшая слышать друг друга. Наш товарищ, только что додумавший до конца ряд мыслей, громко воскликнул, как это бывает с людьми, полагающими, что их никто не слышит: “Нет, никакого государя не существует;
ничто не доказывает с очевидностью его существования!”. Слепец, до которого эти слова донеслись неясно, принял его за одного из себе подобных и стал его расспрашивать задыхающимся голосом:
— Брат, не заблудился ли я? Так ли я иду, и далеко ли нам еще, по-вашему, до конца пути?
15. — Увы, жалкий безумец,— ответил тот,— ты терзаешь и мучаешь себя напрасно; несчастная жертва своих вожатых, ты можешь идти сколько угодно и все равно никогда не придешь в то место, которое они тебе обещают. Если бы твоя голова не была закутана в эту тряпку, ты увидел бы так же ясно, как мы, что нет фантазий более нелепых, чем те странные хитросплетения, которыми тебя убаюкивают. Скажи мне, в самом деле: почему ты веришь в существование государя? Является ли твоя вера плодом твоих собственных размышлений и твоих знаний, или же она порождена предрассудками и назиданиями твоих вождей? Ты соглашаешься с ними, что не видишь ни зги, а судишь очень смело обо всем. Попытайся сначала разобраться в вопросе, взвесь доводы, чтобы составить себе более здравое суждение. С какой радостью я вытащил бы тебя из лабиринта, в котором ты блуждаешь. Подойди ко мне ближе, чтобы я мог снять с тебя эту повязку.
— Клянусь государем, я этого не сделаю,— ответил слепец, сделав три шага назад и насторожившись.— Что скажет он и что будет со мной, если я предстану перед ним без повязки, с широко раскрытыми глазами? Но если хочешь, давай побеседуем. Может быть, ты выведешь меня из заблуждения; а я, в свою очередь, не теряю надежды обратить тебя на путь истины. Если мне это удастся, мы пойдем дальше вместе, и, разделив опасности путешествия, мы разделим впоследствии и радости свидания. Говори же, я слушаю.
16. — Вот уже тридцать лет,— начал свою речь обитатель аллеи каштанов,— как ты в тоске и тревоге бредешь по этой проклятой дороге; ближе ли ты к цели, чем в первый день? Видишь ли ты теперь более ясно, чем прежде, вход или какой-нибудь зал или павильон дворца, в котором живет твой повелитель? Различаешь ли ты хоть одну ступень его трона? Нет, всегда равно удаленный от него, ты никогда к нему не приблизишься. Согласись же, что ты пошел по этой дороге без достаточно веского основания, только потому, что по ней шли, столь же безосновательно, твои предки, твои друзья и ближние, из которых ни один не принес тебе известий о блаженной стране, где ты надеешься когда-нибудь обитать.
|
|