Современная нам история греческой философии, отнюдь не считая Мусея, Лина и Орфея в подлинном смысле слова историческими личностями, тем не менее связывает начатки греческой поэзии и философии с их именами, понятыми обобщенно-символически, за которыми некогда, возможно, скрывались неведомые нам реально-исторические прототипы.

Очень хорошо, что Диоген Лаэрций (по крайней мере принципиально или, может быть, даже случайно) стремится отличить греческих философов от предшествовавших им греческих мудрецов, утверждая, что под философией он понимает не мудрость как таковую, а только влечение к мудрости. Тем не менее мудрецов, которые, по его же собственному мнению, не являются философами, Диоген Лаэрций излагает довольно подробно, и хотя он их и насчитывает по традиции семь, на самом деле число их возрастает у него до огромной величины, причем остается неизвестным, как же быть с этой традиционной цифрой семь.

Сначала он действительно говорит о семи мудрецах: Фалес, Солон, Периандр, Клеобул, Хилон, Биант, Питтак. Однако затем добавляет, что к этим мудрецам причисляли также и Анахарсиса Скифского, Мисона Хенейского, Ферекида Сиросского, Эпименида Критского и даже афинского тирана Писистрата. Однако мало и этого. Так, по Диогену, Дикеарх сообщает, что нет разногласий только о четырех мудрецах – Фалесе, Бианте, Питтаке, Солоне. Относительно же трех остальных существуют самые разнообразные мнения. Дикеарх называет мудрецами Аристодема, Памфила, Хилона Лакедемонского, Клеобула, Анахарсиса, Периандра. Кое-кто, по Диогену, добавляет еще Акусилая Аргосского. Что же касается Гермиппа, то он перечисляет даже 17 имен, из которых "разные по-разному выбирают семерых". Гиппобот перечисляет 12 мудрецов, в том числе и Пифагора.

Таким образом, поскольку своего окончательного мнения о семи исконных мудрецах Диоген Лаэрций не высказывает, надо думать, что сам он так и не имеет твердого представления о том, кого же, собственно говоря, нужно считать семью древнейшими мудрецами.

Если перейти к тем сведениям, которые Диоген Лаэрций сообщает о семи мудрецах, названных им вначале, то мы найдем здесь либо массу астрономических и метеорологических данных, либо весьма краткие, совершенно случайные и никак не мотивированные философские учения, и даже не учения, а только отрывочные тезисы или изречения. Ни с того ни с сего среди естественнонаучных сведений о Фалесе вдруг передается мнение, что он первым объявил душу бессмертной. Однако чрезвычайно сомнительно, чтобы уже у Фалеса было развитое учение о душе, да еще о бессмертной, т.е. учение, нечуждое спиритуализму.

Так же странно звучит утверждение Диогена Лаэрция, и притом опять-таки случайное, обнаруживающееся среди множества естественнонаучных материалов о Фалесе, что этот философ "началом всего полагал воду, а мир считал одушевленным и полным божеств" (I 27). Что мир оказывался у Фалеса одушевленным и полным божеств, в этом нет ничего философского, это – типичное и исконное мифологическое представление. Но при чем тут вода, почему она является "началом" и как понимать эту воду, и притом как понимать ее "начальность", об этом в изложении учения Фалеса у Диогена Лаэрция ни слова. Эта неожиданная фалесовская вода бьет каждого историка философии как обухом по голове. Вероятно, если Фалес и говорил о воде, то все-таки у него была какая-нибудь, хотя бы и наивная, аргументация для этого. Но ни о какой подобной аргументации у Диогена опять-таки ни слова.

Больше интереса представляют приводимые Диогеном Лаэрцием отдельные изречения Фалеса. Одно такое изречение гласит: "Древнее всего сущего – бог, ибо он не рожден" (I 35).

Хорошо известно, что несотворенность бога есть идея вовсе не языческая, а христианская. Об этом Диоген Лаэрций, писавший в III в., когда христианство широко распространялось, конечно, не мог не знать. В таком случае противоположность творца и твари формулируется у Диогена Лаэрция совсем некритически. Далее приводится изречение: "Прекраснее всего – мир, ибо он творение бога" (там же). Если это творение из ничего, то здесь еще более некритическая христианизация древнего язычества, так как даже творение платоновским демиургом мира происходит из материи. Остальные изречения Фалеса, приводимые Диогеном Лаэрцием, имеют либо моральный смысл, а не специально-философский, либо основаны на логической ошибке idem per idem (определение через определяемое), либо бьют на остроумие. Заставляет задуматься то, что Фалес у Диогена говорит о необходимости самопознания. Такая концепция стирает разницу между досократовской философией и Сократом. Это не только сомнительно само по себе, но противоречит и словам Диогена, разделяющего древнейшую философию на физику, этику и диалектику, причем во главе этики поставлен опять-таки тот же Сократ.

Прочие мудрецы из тех семи, которых вначале называет Диоген, изображены либо при помощи разного рода бытовых картин, либо они упражняются в остроумии, либо даны вообще весьма путано. Мудрец Мисон изображен то действительно мудрецом, а то самым обыкновенным человеконенавистником.