В каждом таком акте содержится этот момент созидания. Начиная с 1929 года в силу вступает учение о том, что все трансцендентальные предметы «созидаются», короче говоря, трансцендентально и интенционально творятся.
Когда я говорю здесь о «трансцендентальном идеализме» Гуссерля, то я говорю исключительно о позиции, содержащейся в первом томе «Идей», точнее, только в одной из частей этого первого тома. Потому что если Вы прочтете первый том «Идей» до конца, то Вы увидите, что как только Гуссерль разворачивает конститутивную проблематику, — так называемые вопросы разума, «правовые вопросы», — тут уже раскрывается и та проблематика, которая позднее приводит его к идеалистическим выводам. Этот путь здесь уже предначертан. В тот момент, когда он писал это, он знал, что имеется некая область чистого сознания, которая в первом томе «Идей» еще совершенно не затронута, а именно, изначальное, так называемое «внутреннее» сознание, сознание в потоке, где нет еще никаких — как же это сказать? — конституированных переживаний. Но в первом томе «Идей» это еще представлено таким образом: в сознании есть акты, которые все являются единствами, единствами сознания. Рассматривается совсем не этот предельный поток сознания; он намеренно оттесняется на задний план. Анализ этого изначального потока лишь позднее, в «Лекциях о феноменологии внутреннего сознания времени», найдет свое литературное выражение.
Но сейчас вернемся к вопросам, которые я хотел поставить! Для меня здесь имеется прежде всего следующая проблема: что такое редукция — в структурном отношении? Является ли она отдельным актом, причем тем актом, в котором она осуществляется — и одновременно некое решение, решимостью? Другими словами, я осуществляю сейчас редукцию и решаю удерживать это {состояние} впредь. Почему я должен его удерживать? Конечно, потому, что я лишь тогда, когда осуществил ее, могу проводить исследование в установке редукции. Естественно, начало редукции — это некий акт, некое предрешение. Но как тогда обстоит дело вот с чем: исчезает ли это решение потом? Или от него остаются какие-то следы? Сохраняется ли эта особая установка, появления которой я добиваюсь произвольно и посредством одного акта? Или же она проходит? Какие «воздействия» — если позволительно так говорить — оказывает этот акт редукции на меня самого? Протекают ли тогда мои переживания таким образом, что все они функционируют в редукции? Или же все это проходит и я возвращаюсь к естественной установке, в которой находился до редукции? Этого я не знаю. Однако я помню, как было трудно, когда в то время, в 1913 или в 1914 году, все мы пытались проделать ее. Если принимать все это совершенно всерьез, так, как обычно делает молодежь, то это словно сон, в который ты погружаешься. Ты возвращаешься к повседневной жизни, но как только ты начинаешь работу, ты должен перейти в эту установку — иначе все было бы неподлинным, как говорил Гуссерль. Кажется, что эффектом этого акта редукции является некое состояние. Не правда ли? Он даже должен быть состоянием. Ведь иначе мы были бы вынуждены каждое мгновение говорить себе снова: сейчас я делаю редукцию, сейчас я редуцирую, сейчас я дистанцируюсь и т.д. И тогда редукцию нужно понимать не как акт, но как изменение в сознании вообще, причем всеобщее и полное. Но правильно ли говорить «всеобщее и полное»? Нет, это неправильно. Вообще-то так должно быть. Однако сам Гуссерль говорит: нет, я не хочу доводить редукцию, которую я использую здесь как определенную операцию, до такого предела. Она может заходить так далеко, что все, т.е. мое сознание в целом, редуцируется, все протекает в позиции «заключения в скобки» или, лучше, «заключенности в скобки». Разумеется, я осуществляю полагание реального мира, моих знакомых и т.д., но тем не менее постоянно с ограничением «исключенное», т.е. я несколько отстраняюсь от полагании. Однако и это переживание отстранения, как и те переживания, в которых я теперь направлен на мои переживания, то есть имманентные восприятия, с помощью которых я должен проводить анализ чистого сознания, все они суть «тетические» акты. Следует ли их редуцировать? Нет, говорит Гуссерль, так далеко дело не заходит. Сделать это можно, если есть желание. Но ведь я хочу, говорит Гуссерль, развивать именно науку о чистом сознании — с имманентными восприятиями как тетическими актами и с основанными на них суждениями о моих переживаниях, которые тоже должны быть тетическими. Значит, все это «тетическое». Примечательно при этом вот что: я в некотором смысле расколот. А именно, то, что направлено на трансцендентный мир и на трансцендентное вообще, редуцировано, тут я должен занять эту особенную установку, если удастся. И в то же время остаток, то есть то, что я сейчас делаю, а значит, действительную научную философскую работу — это я должен проводить в тетической установке, то есть без редукции.
Ситуация, таким образом, довольно сложна. Ибо, с одной стороны, я имею вначале естественный генеральный тезис мира, который редуцируется; то есть по отношению к нему я занимаю какую-то дистанцию, так, как если бы я вообще запретил себе утверждать что-либо, запретил себе переходить к тезисам.