С одной стороны, данности того, что при этом вычленяется в восприятии, а с другой стороны, данности того, что имеется в поле кроме этого. Гуссерль в этом контексте вводит два понятия, которые обычно понимают немного неправильно. Он говорит об «актуальности» и об «инактуальности» сознания как о двух различных формах сознания103. То, что происходит в акте восприятия и ведет к схватыванию вещи, называется «актуальным сознанием». Я бы лучше сказал «сознание-акт» (Aktbewusstsein), т.е. сознание, представляющее собой акт, осуществляющее себя в акте. А тот модус , благодаря которому для меня помимо этого каким-то образом присутствует еще все поле, хотя к нему я совсем и не обращаюсь, называется «инактуальностью», инактуальным сознанием. Я бы говорил скорее о «сознании-не-акте». Такое сознание-не-акт в качестве своего коррелята имеет это поле со своим горизонтом, который распространяется все дальше и дальше, как говорит Гуссерль, и, тем не менее, все-таки присутствует для воспринимающего во все более неопределенных данностях или полагаемых единствах (Vermeintheiten). Я вижу, что передо мной сидит некий господин; его, однако, окружают другие сидящие здесь дамы и господа, на которых я уже не обращаю внимания, {окружают} вплоть до границы зала, вплоть до стен, которые сейчас закрывают от меня остальной мир. Видеть сквозь стены я не могу. Но тем не менее этот зал — не все, что присутствует для меня в данный момент. Там, за этой стеной, есть свободное пространство, открытая площадь университета; кроме того, там есть фонтаны и монумент; вокруг площади стоит несколько университетских зданий, здание администрации и т.д., за ними — какие-то поля, а дальше — город Осло. И так — вплоть до моря. И, если угодно, так же — и дальше, на море и за морем, так что присутствующие становятся все менее и менее определенным, всего лишь данным-наряду-с или не данным, но превращается в пустое пред-положение. Итак, именно в этом смысле то, что сейчас воспринимается и, конечно же, схватывается вниманием, вычленяется из всего поля восприятия, всего горизонта. Горизонт этот бесконечен. Это и есть наш мир, совместный или окружающий или просто мир, принадлежащий каждому восприятию. Согласно Гуссерлю, такое положение дел относится к сущности внешнего восприятия, т.е. что это поле, это окружение и горизонт распространяются все дальше и дальше, до бесконечности, до других галактик, если угодно. Это часть его теории104. И я, конечно, обязан ее здесь изложить. Но то, что я говорю — это, естественно, определенная реконструкция того, что — как мне кажется — фактически написано у Гуссерля. И если здесь я так подробно рассматриваю данный вопрос, то это потому, что, — как Вы знаете — спустя 14 лет после выхода в свет первого тома «Идей» появилась книга Хайдеггера «Бытие и время». В ней есть одно довольно сложное слово, которое, однако, в немецком языке все же приемлемо, а именно, «бытие-в-мире». Хайдеггер и, в особенности, его ученики преподносят это «бытие-в-мире» как какое-то особое открытие, которое до некоторой степени направлено против Гуссерля и которое будто бы должно проторить путь к реалистическому решению. Между тем, для Гуссерля это «бытие-в-мире», если отвлечься от нового слова, — довольно старая история. Дело здесь идет именно о том, что каждое восприятие есть вычленение из некоего перцептивного поля, и что оно имеет некий горизонт и некий окружающий мир. Иначе и быть не может, воспринимающий с самого начала, как воспринимающий заключен в эту сферу. Итак, во-первых, [«Бытие-в-мире»] с точки зрения Гуссерля совсем не новость; это способ бытия воспринимающего человека. И, во-вторых, у Гуссерля оно не рассматривается в качестве какого-то выхода, в качестве средства, позволяющего сойти с пути к идеализму. Естественно, у него есть свои аргументы. Гуссерль говорит: очень хорошо, все это я признаю. И все же моя мысль идет дальше. Это тоже есть лишь одна из фаз конституирования, это лишь более высокий тип интенциональной предметности, а именно, мир, в котором я как воспринимающий всегда есть. И тем не менее, я, как чистое Я, есть тот, кто полагает (setzt) все это в многообразии опытов. «Бытие-в-мире» — это просто другая формулировка именно этого факта, факта, что внешнее восприятие, всякое восприятие есть вычленение из мира, данного вместе .
И вот теперь мы подходим к одному трудному вопросу, на котором мне придется остановиться несколько подробнее. Вначале у Гуссерля он звучит как парадокс, как нечто противоречащее его первоначальному тезису. Исходным пунктом в анализе внешнего восприятия является констатация того, что в восприятии дана сама вещь, дана «лично». Дана «сама» — это среди прочего означает и вот что: дана непосредственно. Она присутствует, она налицо. Но потом в первом томе «Идей» Гуссерль вдруг говорит: каждая вещь или, если угодно, каждый вещный процесс, будучи воспринимаемым, дан в явлениях, обликах, оттенках или — так тоже можно сказать — через явления, через облики, оттенки [Abschattungen]105. Проводится различие между воспринятой вещью, воспринятым предметом, с одной стороны, и оттенками, с другой — так называемыми оттенками, которые раньше назывались у Гуссерля «аспектами».