Скачать 69.53 Кбайт
Посторонний
Солнце поднялось выше и уже начало
припекать мне ноги. Прошел через двор сторож и сказал, что меня
зовет директор. Я пошел в кабинет. Директор дал мне подписать
довольно много бумаг. Я заметил, что на нем черный пиджак и черные
брюки в полоску. Он взял в руки телефонную трубку.
- Служащие из похоронного бюро уже явились. Я сейчас попрошу
их закрыть гроб. Хотите в последний раз взглянуть на свою матушку?
- Я ответил: "Нет". Тогда он приказал по телефону, понизив голос:
- Фижак, скажите своим людям, пусть начинают.
Затем сообщил мне, что он будет присутствовать на похоронах, и
я поблагодарил его. Он сел на письменный стол и, скрестив свои
коротенькие ножки, добавил, что кроме меня и его, пойдет еще
медицинская сестра. Но стариков и старух не будет: по правилам
богадельни ее обитателям не полагалось присутство-
[27]
вать на погребении. Директор позволял им только провести ночь у
гроба. "Этого требует человечность", - заметил он. Но в данном
случае он дал разрешение одному из друзей мамы проводить ее на
кладбище. "Его зовут Томас Перес". И тут директор, улыбнувшись,
сказал:
- Вы, конечно, понимаете. Это было немного ребяческое чувство.
Но они с вашей мамой были неразлучны. В богадельне над ними
подтрунивали, говорили Пересу: "Эта ваша невеста". Он смеялся. Им
обоим это доставляло удовольствие. И надо сказать, смерть мадам
Мерсо глубоко его опечалила. У меня не хватило духу отказать ему.
Но по совету врача, навещающего нас, я ему запретил провести ночь
s гроба.
Мы довольно долго молчали. Потом директор встал и, посмотрев в
окно кабинета, сказал:
- Уже пришел из Маренго священник. Поспешил немного.
И тут директор предупредил меня, что придется идти пешком
минут сорок пять - церковь находится в самой деревне. Мы вышли во
двор. Возле морга стоял священник и двое мальчиков - певчие. Один
из них держал в руке кадило, а священник, наклонившись, уравнивал
длину серебряных цепочек. Когда мы подошли, священник выпрямился.
Он назвал меня "сын мой" и сказал мне несколько утешительных слов.
Затем он вошел в морг, я последовал за ним.
Я сразу заметил, что винты на крышке гроба уже ввинчены и в
комнате стоят четыре человека в черном. Директор сказал мне, что
катафалк ждет на дороге. Священник начал читать молитвы. С той
минуты все пошло очень быстро. Люди в черном подошли к гробу,
накинули на него покров. Священник, служки, директор и я вышли из
морга. У двери стояла незнакомая мне дама. Директор представил ей
меня: "Мсье Мерсо". Фамилии дамы я не расслышал, только понял, что
это медицинская сестра. Она без тени улыбки склонила свое длинное
и костлявое лицо. Мы расступились, чтобы пропустить гроб,
двинулись вслед за факельщиками, которые несли его, и вышли со
двора богадельни. За воротами ждал катафалк - длинный,
лакированный, блестящий ящик, похожий на ученический пенал. Рядом
застыли распорядитель процессии, маленький человечек в нелепом
одеянии, и какой-то старичок актерской внешности. Я понял, что это
мсье Перес. Когда гроб вынесли из морга, он снял свою широкополую
фетровую шляпу с круглой низкой тульей; на нем был черный костюм
(брюки штопором спускались на ботинки); черный галстук, завязанный
бантом, казался очень уж маленьким по сравнению с широким отложным
воротником белой рубашки; нос Переса был в черных точках, губы
дрожали. Седые, совсем белые и довольно пушистые волосы не
закрывали ушей, и они поразили меня, эти уйти - какие-то дряблые,
почти без кромки да еще багрового цвета, который подчеркивал
мертвенную бледность лица. Распорядитель похорон назначил каждому
место. Впереди - священ-
[28]
ник, за ним - катафалк. По углам катафалка - четыре факельщика, за
ним - директор и я, а замыкали процессию медицинская сестра и
Перес.
В небе сияло солнце. Оно жгло землю, и зной быстро усиливался.
Почему-то мы довольно долго ждали, прежде чем тронуться. Я
изнемогал от жары в темном своем костюме. Перес надел было шляпу и
снова ее снял. Немного повернувшись, я смотрел на него. Директор
сказал, что моя мать и этот Перес часто прогуливались тут по
вечерам в сопровождении сиделки и доходили до самой деревни. Я
посмотрел, какой пейзаж вокруг. Увидел ряды кипарисов,
поднимавшихся к небу над холмами, рыжую и зеленую долину,
разбросанные в ней, отчетливо видные домики - и я понял маму.
Вечерами эта картина, должно быть, навевает чувство тихой грусти и
покоя. А сейчас сверкает солнце, дрожат струи горячего воздуха и
весь этот пейзаж кажется бесчеловечным, гнетущим.
Мы двинулись. И только тогда я заметил, что Перес
прихрамывает. Катафалк постепенно набирал скорость, и старик стал
отставать. Отстал также один из факельщиков и пошел рядом со мной.
Меня удивило, как быстро поднимается в небе солнце. Я вдруг
заметил, как вокруг жужжат в поле насекомые и шуршит трава. По
щекам у меня стекал пот.
припекать мне ноги. Прошел через двор сторож и сказал, что меня
зовет директор. Я пошел в кабинет. Директор дал мне подписать
довольно много бумаг. Я заметил, что на нем черный пиджак и черные
брюки в полоску. Он взял в руки телефонную трубку.
- Служащие из похоронного бюро уже явились. Я сейчас попрошу
их закрыть гроб. Хотите в последний раз взглянуть на свою матушку?
- Я ответил: "Нет". Тогда он приказал по телефону, понизив голос:
- Фижак, скажите своим людям, пусть начинают.
Затем сообщил мне, что он будет присутствовать на похоронах, и
я поблагодарил его. Он сел на письменный стол и, скрестив свои
коротенькие ножки, добавил, что кроме меня и его, пойдет еще
медицинская сестра. Но стариков и старух не будет: по правилам
богадельни ее обитателям не полагалось присутство-
[27]
вать на погребении. Директор позволял им только провести ночь у
гроба. "Этого требует человечность", - заметил он. Но в данном
случае он дал разрешение одному из друзей мамы проводить ее на
кладбище. "Его зовут Томас Перес". И тут директор, улыбнувшись,
сказал:
- Вы, конечно, понимаете. Это было немного ребяческое чувство.
Но они с вашей мамой были неразлучны. В богадельне над ними
подтрунивали, говорили Пересу: "Эта ваша невеста". Он смеялся. Им
обоим это доставляло удовольствие. И надо сказать, смерть мадам
Мерсо глубоко его опечалила. У меня не хватило духу отказать ему.
Но по совету врача, навещающего нас, я ему запретил провести ночь
s гроба.
Мы довольно долго молчали. Потом директор встал и, посмотрев в
окно кабинета, сказал:
- Уже пришел из Маренго священник. Поспешил немного.
И тут директор предупредил меня, что придется идти пешком
минут сорок пять - церковь находится в самой деревне. Мы вышли во
двор. Возле морга стоял священник и двое мальчиков - певчие. Один
из них держал в руке кадило, а священник, наклонившись, уравнивал
длину серебряных цепочек. Когда мы подошли, священник выпрямился.
Он назвал меня "сын мой" и сказал мне несколько утешительных слов.
Затем он вошел в морг, я последовал за ним.
Я сразу заметил, что винты на крышке гроба уже ввинчены и в
комнате стоят четыре человека в черном. Директор сказал мне, что
катафалк ждет на дороге. Священник начал читать молитвы. С той
минуты все пошло очень быстро. Люди в черном подошли к гробу,
накинули на него покров. Священник, служки, директор и я вышли из
морга. У двери стояла незнакомая мне дама. Директор представил ей
меня: "Мсье Мерсо". Фамилии дамы я не расслышал, только понял, что
это медицинская сестра. Она без тени улыбки склонила свое длинное
и костлявое лицо. Мы расступились, чтобы пропустить гроб,
двинулись вслед за факельщиками, которые несли его, и вышли со
двора богадельни. За воротами ждал катафалк - длинный,
лакированный, блестящий ящик, похожий на ученический пенал. Рядом
застыли распорядитель процессии, маленький человечек в нелепом
одеянии, и какой-то старичок актерской внешности. Я понял, что это
мсье Перес. Когда гроб вынесли из морга, он снял свою широкополую
фетровую шляпу с круглой низкой тульей; на нем был черный костюм
(брюки штопором спускались на ботинки); черный галстук, завязанный
бантом, казался очень уж маленьким по сравнению с широким отложным
воротником белой рубашки; нос Переса был в черных точках, губы
дрожали. Седые, совсем белые и довольно пушистые волосы не
закрывали ушей, и они поразили меня, эти уйти - какие-то дряблые,
почти без кромки да еще багрового цвета, который подчеркивал
мертвенную бледность лица. Распорядитель похорон назначил каждому
место. Впереди - священ-
[28]
ник, за ним - катафалк. По углам катафалка - четыре факельщика, за
ним - директор и я, а замыкали процессию медицинская сестра и
Перес.
В небе сияло солнце. Оно жгло землю, и зной быстро усиливался.
Почему-то мы довольно долго ждали, прежде чем тронуться. Я
изнемогал от жары в темном своем костюме. Перес надел было шляпу и
снова ее снял. Немного повернувшись, я смотрел на него. Директор
сказал, что моя мать и этот Перес часто прогуливались тут по
вечерам в сопровождении сиделки и доходили до самой деревни. Я
посмотрел, какой пейзаж вокруг. Увидел ряды кипарисов,
поднимавшихся к небу над холмами, рыжую и зеленую долину,
разбросанные в ней, отчетливо видные домики - и я понял маму.
Вечерами эта картина, должно быть, навевает чувство тихой грусти и
покоя. А сейчас сверкает солнце, дрожат струи горячего воздуха и
весь этот пейзаж кажется бесчеловечным, гнетущим.
Мы двинулись. И только тогда я заметил, что Перес
прихрамывает. Катафалк постепенно набирал скорость, и старик стал
отставать. Отстал также один из факельщиков и пошел рядом со мной.
Меня удивило, как быстро поднимается в небе солнце. Я вдруг
заметил, как вокруг жужжат в поле насекомые и шуршит трава. По
щекам у меня стекал пот.
|
|