Скачать 69.53 Кбайт
Посторонний
Это кот.
- Господин полицейский, - спросил Раймон, - разве закон
дозволяет называть мужчину котом?
Но полицейский велел ему заткнуть глотку. Тогда Раймон
повернулся к женщине и сказал:
- Погоди, деточка, мы еще встретимся.
Полицейский велел ему замолчать, пусть женщина уйдет, а он
пусть останется в своей комнате и ждет, когда его вызовут в
участок. Он добавил, что Раймону должно быть совестно: вон как он
напился, даже весь дрожит.
И тут Раймон объяснил ему:
- Я не пьяный, господин полицейский. Только я ведь перед вами
стою, вот меня и берет дрожь. Поневоле задрожишь.
Он затворил дверь, и все разошлись. Мы с Мари закончили свою
стряпню. Но у Мари пропал аппетит, я почти все съел один. В час
дня она ушла, а я еще немного поспал.
Часа в три ко мне постучались. Вошел Раймон. Мне не хотелось
вставать. Раймон присел на край кровати. И сначала он ни слова не
промолвил. Тогда я спросил, как все это случилось. Он рассказал,
что все сделал так, как задумал, но она дала ему пощечину, и тогда
он отлупил ее. Остальное я видел. Я сказал, что, по-моему,
обманщица теперь наказана и он должен быть доволен. Он согласился
со мной и заметил, что как бы полицейский ни важничал, а девка все
равно свое получила. Он добавил, что хорошо знает полицейских и
умеет с ними обращаться. И тут он спросил, ждал ли я, что он даст
сдачи полицейскому. Я ответил, что ровно ничего не ждал и к тому
же не люблю полиции. У Раймона сделался очень довольный вид. Он
спросил, не хочу ли я прогуляться с ним. Я поднялся с постели и
стал причесываться. Раймон попросил меня выступить свидетелем. Мне
это было безразлично, но я не знал, что мне полагалось сказать. По
мнению Раймона, достаточно было заявить, что эта женщина
обманывала его. Я согласился выступить свидетелем в его пользу.
Мы пошли в кафе, и Раймон угостил меня коньяком. Потом он
предложил сыграть партию на бильярде, и я едва не проиграл. Затем
он стал звать меня и бордель, но я отказался, потому что не люблю
таких заведений. Мы потихоньку вернулись домой, и Раймон сказал
мне, как он рад, что проучил любовницу. Я находил, что он очень
хорошо ко мне относится, и считал, что мы славно провели вечер.
У подъезда я еще издали увидел старика Саламано. Он казался
очень взволнованным. Когда мы подошли, я заметил, что при нем нет
собаки. Он озирался, поворачивался во все стороны,
[40]
заглядывал в темный наш подъезд, бормотал что-то бессвязное и
снова оглядывал улицу своими маленькими красными глазками. Раймон
спросил у него, что случилось, он не сразу ответил, только глухо
пробормотал: "Сволочь! Падаль!" - и продолжал суетиться. Я
спросил, где его собака. Он сердито буркнул: "Убежала". И вдруг
разразился потоком слов:
- Я, как всегда, повел ее на Маневренное поле. Там было много
народу, около ярмарочных балаганов. Я остановился посмотреть на
Короля побегов. А когда хотел пойти дальше, ее уж не было. Давно
следовало купить ей ошейник потуже. Но ведь я никогда не думал,
что эта дрянь вздумает убежать.
Раймон сказал, что, может, собака заблудилась и скоро прибежит
домой. Он привел примеры: иногда собаки пробегали десятки
километров, чтобы найти своих хозяев. Но, несмотря на эти
рассказы, старик волновался все больше.
- Да ведь ее заберут собачники! Вы понимаете? Если б ее кто-
нибудь себе взял. Но это же невозможно, кто такую возьмет? Она
всем противна, у нее болячки. Ее собачники заберут.
Тогда я сказал, что пусть он идет на живодерню и ему там
отдадут собаку, только придется заплатить штраф. Он спросил,
большой ли штраф. Я не знал. Тогда он разозлился:
- Платить за эту пакость? Ну уж нет, пусть она подыхает! - И
принялся ее ругать. Раймон засмеялся и вошел в подъезд. Вслед за
ним поднялся по лестнице и я. На площадке нашего этажа мы
расстались. Вскоре я услышал шаги старика Саламано. Он постучался
ко мне. Я отворил, он стоял у двери и все извинялся: "Извините за
беспокойство. Извините, пожалуйста". Я пригласил его в комнату, но
он не зашел. Стоял, глядя на носки своих башмаков, и руки у него
дрожали, морщинистые, в цыпках. Не поднимая головы, он спросил:
- Они не отберут ее у меня, мсье Мерсо? Отдадут ее мне? Как же
я без нее буду?
Я ответил, что на живодерне держат собак три дня, чтобы
хозяева могли их затребовать, а уж после этого срока делают с
ними, что хотят. Он молча поглядел на меня. Потом сказал:
"Покойной ночи". Он заперся у себя, и я слышал, как он ходит по
комнате. Потом заскрипела кровать. По тихим, коротким
всхлипываниям, раздававшимся за перегородкой, я понял, что старик
плачет. Не знаю почему, но я вспомнил о маме. Однако утром надо
было рано вставать. Есть мне не хотелось, и я лег спать без ужина.
V
Раймон позвонил мне в контору. Сказал, что один его приятель,
которому он рассказывал обо мне, приглашает меня к себе на
воскресенье: у него есть хижинка под Алжиром.
- Господин полицейский, - спросил Раймон, - разве закон
дозволяет называть мужчину котом?
Но полицейский велел ему заткнуть глотку. Тогда Раймон
повернулся к женщине и сказал:
- Погоди, деточка, мы еще встретимся.
Полицейский велел ему замолчать, пусть женщина уйдет, а он
пусть останется в своей комнате и ждет, когда его вызовут в
участок. Он добавил, что Раймону должно быть совестно: вон как он
напился, даже весь дрожит.
И тут Раймон объяснил ему:
- Я не пьяный, господин полицейский. Только я ведь перед вами
стою, вот меня и берет дрожь. Поневоле задрожишь.
Он затворил дверь, и все разошлись. Мы с Мари закончили свою
стряпню. Но у Мари пропал аппетит, я почти все съел один. В час
дня она ушла, а я еще немного поспал.
Часа в три ко мне постучались. Вошел Раймон. Мне не хотелось
вставать. Раймон присел на край кровати. И сначала он ни слова не
промолвил. Тогда я спросил, как все это случилось. Он рассказал,
что все сделал так, как задумал, но она дала ему пощечину, и тогда
он отлупил ее. Остальное я видел. Я сказал, что, по-моему,
обманщица теперь наказана и он должен быть доволен. Он согласился
со мной и заметил, что как бы полицейский ни важничал, а девка все
равно свое получила. Он добавил, что хорошо знает полицейских и
умеет с ними обращаться. И тут он спросил, ждал ли я, что он даст
сдачи полицейскому. Я ответил, что ровно ничего не ждал и к тому
же не люблю полиции. У Раймона сделался очень довольный вид. Он
спросил, не хочу ли я прогуляться с ним. Я поднялся с постели и
стал причесываться. Раймон попросил меня выступить свидетелем. Мне
это было безразлично, но я не знал, что мне полагалось сказать. По
мнению Раймона, достаточно было заявить, что эта женщина
обманывала его. Я согласился выступить свидетелем в его пользу.
Мы пошли в кафе, и Раймон угостил меня коньяком. Потом он
предложил сыграть партию на бильярде, и я едва не проиграл. Затем
он стал звать меня и бордель, но я отказался, потому что не люблю
таких заведений. Мы потихоньку вернулись домой, и Раймон сказал
мне, как он рад, что проучил любовницу. Я находил, что он очень
хорошо ко мне относится, и считал, что мы славно провели вечер.
У подъезда я еще издали увидел старика Саламано. Он казался
очень взволнованным. Когда мы подошли, я заметил, что при нем нет
собаки. Он озирался, поворачивался во все стороны,
[40]
заглядывал в темный наш подъезд, бормотал что-то бессвязное и
снова оглядывал улицу своими маленькими красными глазками. Раймон
спросил у него, что случилось, он не сразу ответил, только глухо
пробормотал: "Сволочь! Падаль!" - и продолжал суетиться. Я
спросил, где его собака. Он сердито буркнул: "Убежала". И вдруг
разразился потоком слов:
- Я, как всегда, повел ее на Маневренное поле. Там было много
народу, около ярмарочных балаганов. Я остановился посмотреть на
Короля побегов. А когда хотел пойти дальше, ее уж не было. Давно
следовало купить ей ошейник потуже. Но ведь я никогда не думал,
что эта дрянь вздумает убежать.
Раймон сказал, что, может, собака заблудилась и скоро прибежит
домой. Он привел примеры: иногда собаки пробегали десятки
километров, чтобы найти своих хозяев. Но, несмотря на эти
рассказы, старик волновался все больше.
- Да ведь ее заберут собачники! Вы понимаете? Если б ее кто-
нибудь себе взял. Но это же невозможно, кто такую возьмет? Она
всем противна, у нее болячки. Ее собачники заберут.
Тогда я сказал, что пусть он идет на живодерню и ему там
отдадут собаку, только придется заплатить штраф. Он спросил,
большой ли штраф. Я не знал. Тогда он разозлился:
- Платить за эту пакость? Ну уж нет, пусть она подыхает! - И
принялся ее ругать. Раймон засмеялся и вошел в подъезд. Вслед за
ним поднялся по лестнице и я. На площадке нашего этажа мы
расстались. Вскоре я услышал шаги старика Саламано. Он постучался
ко мне. Я отворил, он стоял у двери и все извинялся: "Извините за
беспокойство. Извините, пожалуйста". Я пригласил его в комнату, но
он не зашел. Стоял, глядя на носки своих башмаков, и руки у него
дрожали, морщинистые, в цыпках. Не поднимая головы, он спросил:
- Они не отберут ее у меня, мсье Мерсо? Отдадут ее мне? Как же
я без нее буду?
Я ответил, что на живодерне держат собак три дня, чтобы
хозяева могли их затребовать, а уж после этого срока делают с
ними, что хотят. Он молча поглядел на меня. Потом сказал:
"Покойной ночи". Он заперся у себя, и я слышал, как он ходит по
комнате. Потом заскрипела кровать. По тихим, коротким
всхлипываниям, раздававшимся за перегородкой, я понял, что старик
плачет. Не знаю почему, но я вспомнил о маме. Однако утром надо
было рано вставать. Есть мне не хотелось, и я лег спать без ужина.
V
Раймон позвонил мне в контору. Сказал, что один его приятель,
которому он рассказывал обо мне, приглашает меня к себе на
воскресенье: у него есть хижинка под Алжиром.
|
|