| Авторы: |
Камю А |
Посторонний
А.Камю
ПОСТОРОННИЙ
Перевод Н.Немчиновой
А.Камю. Сочинения.
М., Прометей, 1989, сс.21-82
OCR: TextShare
В квадратных скобках [] номер страницы.
Номер страницы предшествует странице.
[21]
ЧАСТЬ I
I
Сегодня умерла мама. А может быть, вчера - не знаю. Я получил
из богадельни телеграмму: "Мать скончалась. Похороны завтра.
Искренне соболезнуем". Это ничего не говорит - может быть, вчера
умерла.
Богадельня для стариков находится в Маренго, в восьмидесяти
километрах от Алжира. Отправлюсь двухчасовым автобусом, буду там в
конце дня. Значит, смогу провести ночь возле тела, а завтра к
вечеру вернуться. Я попросил у патрона отпуск на два дня, и он не
мог мне отказать, раз такая уважительная причина. Но видно было,
что он недоволен. Я даже сказал ему: "Это ведь не по моей вине".
Он не ответил, и я подумал, что зря так сказал. В общем, незачем
было извиняться. Скорее уж, ему следовало выразить мне сочувствие.
Но, вероятно, он сделает это послезавтра, когда увидит меня в
трауре. А сейчас-то мама как будто и не умерла еще. После похорон,
наоборот, все будет кончено и примет официальный характер.
Итак, я решил поехать двухчасовым автобусом. Было очень жарко.
Пообедал я, как обычно, в ресторане, у Селеста. Там все жалели
меня, и Селест сказал: "Мать-то одна у человека". Когда я уходил,
все проводили меня до дверей. Я немного растерялся - мне ведь еще
надо было зайти к Эмманюэлю позаимствовать черный галстук и
нарукавную траурную повязку: у него несколько месяцев тому назад
умер дядя.
Я побежал бегом, чтобы не опоздать на автобус. Наверно, из-за
этой спешки, этой беготни, да еще из-за тряски в дороге, запаха
бензина, бликов света на накатанном асфальте, от слепящего солнца
в небе меня одолел сон - я спал почти всю дорогу. А когда
проснулся, то оказалось, что голова моя лежит на плече какого-то
военного, моего соседа; он мне улыбнулся и спросил, издалека ли я
еду. Я буркнул "да" - не хотелось разговаривать.
Богадельня - в двух километрах от деревни. Я дошел до нее
пешком. Хотел тотчас же взглянуть на маму. Но сторож сказал, что
мне надо сперва повидаться с директором. Пришлось подож-
[22]
дать немного, директор был занят. Все это время сторож занимал
меня болтовней, а потом я разговаривал с директором: он принял
меня в своем кабинете. Директор - низенький старичок с орденской
ленточкой в петлице. Он посмотрел на меня своими светлыми глазами,
потом пожал мне руку и долго ее не выпускал - я уж и не знал, как
высвободиться.
Заглянув в какую-то папку, он сказал:
- Мадам Мерсо поступила сюда три года назад. Вы были
единственной ее опорой.
Мне показалось, что он в чем-то упрекает меня, и я пустился
было в объяснения. Но он прервал их:
- Вам совсем не нужно оправдываться, дорогой мой. Я
ознакомился с личным делом вашей матушки. Вы не могли содержать
ее. Ей нужна была сиделка. А вы получаете скромное жалование. В
конечном счете у нас ей жилось неплохо.
Я сказал:
- Да, господин директор.
Он добавил:
- Знаете, у нее здесь нашлись друзья, люди ее возраста. У них
были общие интересы, непонятные вашему поколению. Вы молоды, ей,
вероятно, было скучно с вами.
Он сказал правду. Когда мама жила дома, она целыми днями
молчала, только следила за каждым моим движением. В богадельне она
первое время часто плакала. Привыкла к дому. А через несколько
месяцев стала бы плакать, если б ее взяли из богадельни. Все дело
в привычке. Отчасти поэтому я в последний год почти и не навещал
мать. Да и жаль было тратить на это воскресные дни, не говоря уж о
том, что не хотелось бежать на автобусную остановку, стоять в
очереди за билетом и трястись два часа в автобусе.
Директор еще что-то говорил. Но я уже почти не слушал.
Наконец он сказал:
- Я думаю, вы хотите посмотреть на усопшую.
Я молча встал, и он двинулся впереди меня к двери. На лестнице
он объяснил:
- У нас есть небольшой морг, и мы перенесли ее туда, чтобы не
волновать других. Всякий раз, как кто-нибудь в богадельне умирает,
остальные нервничают два-три дня. Тогда служащим трудно бывает с
ними.
Мы прошли через двор, там было много стариков, они беседовали,
собравшись кучками. Когда мы проходили мимо них, они умолкали. А
за нашей спиной болтовня возобновлялась. Похоже было на
приглушенную трескотню попугаев. У двери маленького строения
директор расстался со мной.
- Оставляю вас, мсье Мерсо. Я буду в своем кабинете. Если
понадоблюсь, пожалуйста, я к вашим услугам. Похороны назначены на
десять часов утра. Мы полагали, что таким образом вы сможете
провести ночь у гроба покойницы. И вот что еще я хочу
[23]
сказать: ваша матушка в разговорах со своими компаньонами,
кажется, часто выражала желание, чтобы ее похоронили по церковному
обряду.
ПОСТОРОННИЙ
Перевод Н.Немчиновой
А.Камю. Сочинения.
М., Прометей, 1989, сс.21-82
OCR: TextShare
В квадратных скобках [] номер страницы.
Номер страницы предшествует странице.
[21]
ЧАСТЬ I
I
Сегодня умерла мама. А может быть, вчера - не знаю. Я получил
из богадельни телеграмму: "Мать скончалась. Похороны завтра.
Искренне соболезнуем". Это ничего не говорит - может быть, вчера
умерла.
Богадельня для стариков находится в Маренго, в восьмидесяти
километрах от Алжира. Отправлюсь двухчасовым автобусом, буду там в
конце дня. Значит, смогу провести ночь возле тела, а завтра к
вечеру вернуться. Я попросил у патрона отпуск на два дня, и он не
мог мне отказать, раз такая уважительная причина. Но видно было,
что он недоволен. Я даже сказал ему: "Это ведь не по моей вине".
Он не ответил, и я подумал, что зря так сказал. В общем, незачем
было извиняться. Скорее уж, ему следовало выразить мне сочувствие.
Но, вероятно, он сделает это послезавтра, когда увидит меня в
трауре. А сейчас-то мама как будто и не умерла еще. После похорон,
наоборот, все будет кончено и примет официальный характер.
Итак, я решил поехать двухчасовым автобусом. Было очень жарко.
Пообедал я, как обычно, в ресторане, у Селеста. Там все жалели
меня, и Селест сказал: "Мать-то одна у человека". Когда я уходил,
все проводили меня до дверей. Я немного растерялся - мне ведь еще
надо было зайти к Эмманюэлю позаимствовать черный галстук и
нарукавную траурную повязку: у него несколько месяцев тому назад
умер дядя.
Я побежал бегом, чтобы не опоздать на автобус. Наверно, из-за
этой спешки, этой беготни, да еще из-за тряски в дороге, запаха
бензина, бликов света на накатанном асфальте, от слепящего солнца
в небе меня одолел сон - я спал почти всю дорогу. А когда
проснулся, то оказалось, что голова моя лежит на плече какого-то
военного, моего соседа; он мне улыбнулся и спросил, издалека ли я
еду. Я буркнул "да" - не хотелось разговаривать.
Богадельня - в двух километрах от деревни. Я дошел до нее
пешком. Хотел тотчас же взглянуть на маму. Но сторож сказал, что
мне надо сперва повидаться с директором. Пришлось подож-
[22]
дать немного, директор был занят. Все это время сторож занимал
меня болтовней, а потом я разговаривал с директором: он принял
меня в своем кабинете. Директор - низенький старичок с орденской
ленточкой в петлице. Он посмотрел на меня своими светлыми глазами,
потом пожал мне руку и долго ее не выпускал - я уж и не знал, как
высвободиться.
Заглянув в какую-то папку, он сказал:
- Мадам Мерсо поступила сюда три года назад. Вы были
единственной ее опорой.
Мне показалось, что он в чем-то упрекает меня, и я пустился
было в объяснения. Но он прервал их:
- Вам совсем не нужно оправдываться, дорогой мой. Я
ознакомился с личным делом вашей матушки. Вы не могли содержать
ее. Ей нужна была сиделка. А вы получаете скромное жалование. В
конечном счете у нас ей жилось неплохо.
Я сказал:
- Да, господин директор.
Он добавил:
- Знаете, у нее здесь нашлись друзья, люди ее возраста. У них
были общие интересы, непонятные вашему поколению. Вы молоды, ей,
вероятно, было скучно с вами.
Он сказал правду. Когда мама жила дома, она целыми днями
молчала, только следила за каждым моим движением. В богадельне она
первое время часто плакала. Привыкла к дому. А через несколько
месяцев стала бы плакать, если б ее взяли из богадельни. Все дело
в привычке. Отчасти поэтому я в последний год почти и не навещал
мать. Да и жаль было тратить на это воскресные дни, не говоря уж о
том, что не хотелось бежать на автобусную остановку, стоять в
очереди за билетом и трястись два часа в автобусе.
Директор еще что-то говорил. Но я уже почти не слушал.
Наконец он сказал:
- Я думаю, вы хотите посмотреть на усопшую.
Я молча встал, и он двинулся впереди меня к двери. На лестнице
он объяснил:
- У нас есть небольшой морг, и мы перенесли ее туда, чтобы не
волновать других. Всякий раз, как кто-нибудь в богадельне умирает,
остальные нервничают два-три дня. Тогда служащим трудно бывает с
ними.
Мы прошли через двор, там было много стариков, они беседовали,
собравшись кучками. Когда мы проходили мимо них, они умолкали. А
за нашей спиной болтовня возобновлялась. Похоже было на
приглушенную трескотню попугаев. У двери маленького строения
директор расстался со мной.
- Оставляю вас, мсье Мерсо. Я буду в своем кабинете. Если
понадоблюсь, пожалуйста, я к вашим услугам. Похороны назначены на
десять часов утра. Мы полагали, что таким образом вы сможете
провести ночь у гроба покойницы. И вот что еще я хочу
[23]
сказать: ваша матушка в разговорах со своими компаньонами,
кажется, часто выражала желание, чтобы ее похоронили по церковному
обряду.
|
|