Вам надо беречь себя. Сейчас все самое трудное уже позади...»
Ее так увлек собственный рассказ, что она, вероятно, не вспомнила о том, что мы с ней всю войну провели в эвакуации на Урале.
В этом фрагменте очень живописно выглядит способность интуитивного подтипа ЭИЭ «выпадать» из реальности, ведь БИ — функция интровертная.
Всегда мама была для меня недостижимым идеалом женщины: ее умение всегда и всех заставить себя уважать (несколько слов, тон — и все! При ней уже никто не закурит, не произнесет бранного слова). Ученики — ребята из интерната, сироты (многие — при живых родителях), повидавшие на своем веку много грязи, в грош не ставившие других учителей, — относятся к маме чуть ли не с обожанием. Меня восхищает ее искренность. Она замечательно поет (зал плачет, я видела). Я редко слышала, чтобы кто-нибудь умел так читать стихи, как мама, и вообще так говорить о своих чувствах. Она не боится самых сильных слов, и в ее устах они звучат настолько естественно, что даже дрожь берет. Если она любит — это видно, слышно и всем понятно. Если ненавидит — сомнений нет. Скрыть свои чувства она не может, даже если пытается.
Она всегда несет с собой какую-то свежесть, как ветер в духоту.
Ей непонятно, как я могу спокойно и дружелюбно разговаривать с валютной проституткой (ну и что же, что мы учились вместе?). Или как я могу не слышать, что за окном матерятся прохожие мужики. Пусть у нас интересный разговор — но они же матерятся, и громко! А мама — на грани слез: при ней матерятся, а она ничего не может сделать. А я даже не слышу — не меня матерят, и ладно. Тем более, что меня даже не видят. Но втайне я завидую маминой эмоциональности и считаю себя просто равнодушной.
Его речь разительно отличалась от речи других людей: словечка в простоте не скажет! Обыкновенно у него получалось что-нибудь в таком роде:
— Наталья Ивановна, я подвергаюсь прискорбной обструкции с Вашей стороны, в то самое время как она совершенно не заслужена мною...
— Посмотри, Галина, как женщиной моей мечты, Натальей Ивановной, разбираема эта необозримая почта, удостоенная чести прийти в адрес нашего уникального агентства!
Позднее он стал знаменит в нашем коллективе тем, что время от времени декламировал свои стихи, посвященные тем или иным людям. В этих стихах хромали и размер, и рифма, зато в них встречались на каждом шагу фразы типа:
«Не просто суперсовершенство, а сверхгармония реальности...»
«Прекрасногрудая блондинка...»
«Весна мне ветром плюнула в лицо...»
Ему вообще очень важно чувствовать, что к нему относятся с участием, что на него обращают внимание. Вот пример. Прибегает он на работу к середине дня, я в этот момент дозваниваюсь до абонента по телефону. Он — с порога:
— Наталья Ивановна, мне сегодня были факсы?
— Нет.
Он или не слышит, или его не устраивает форма ответа, он подходит ближе:
— Наталья Ивановна! Мне сегодня кто-нибудь звонил или передавал факс?
Я уже слышу звонок на другом конце провода, отвечаю опять быстро:
— Нет, нет.
Одновременно — просматриваю свои записи к разговору. Он закрывает ладонью мои бумаги и говорит громко, раздельно, прямо глядя в глаза:
— Наталья Ивановна, я хочу наконец выяснить, существует ли какая-нибудъ информация, переданная сегодня для меня людьми, находящимися в других городах?
— Нет, голубчик, нет! И отойди, пожалуйста, от меня, не мешай работать. Алло...
Он моментально вскипает, выходит на середину комнаты, находит взглядом человека, внимающего ему, и громко повествует о том, что я к нему опять несправедлива, что я саботирую его работу, а он, между прочим, себя не жалеет ради нашего родного агентства...
Я говорю себе, что не должна на него обижаться. Такое же отношение к нему я стараюсь внушить остальным сотрудникам, если возникает такая необходимость: ведь несмотря на всю свою экстравагантность, он, в сущности, безобиден. Он даже не способен серьезно оскорбить человека. Он вообще боится каких то сложных отношений, притом умеет чувствовать настроения других людей, понять, о чем они думают сейчас, в том числе — конечно! — что они думают о нем самом.
Два предыдущих рассказа — блестящие примеры проявления этического подтипа ЭИЭ.
Однажды мы отмечали 1 Мая. И вот наш друг С. сказал невзначай, что в принципе мог бы выпить всю оставшуюся водку один. А водки там было полторы бутылки. Народу выло много, и некоторые из присутствующих усомнились в его способностях. Тут разгорелся жаркий спор, в конце которого С. картинно встал посреди комнаты: перед ним на столе стоял сосуд, в который было налито полторы бутылки «Столичной», а под сосудом — 200 рублей (две месячные стипендии). Если он выпьет всю водку сразу, не останавливаясь, то деньги будут принадлежать ему. А если нет — такая же сумма с него. Практически никто не верил в его успех. А он все-таки выпил! И взял только 100 рублей, остальные отдал народу на дальнейшее празднество. До комнаты ему помогли добраться, и он весь вечер, пока не заснул, страшно кричал, объясняя, как все было, и радуясь своей победе.
Вот уж поистине — на публике ЭИЭ способен сделать все что угодно.