Эта же система способна излечить «переигранные руки». Здесь явно описан подтип ИЛЭ с усиленным блоком интуиция — этика.
Мой научный руководитель по психотипу интуитивно-логический экстраверт. Когда я впервые пришел к нему на занятия, я был поражен и удивлен масштабностью и обилием его идей. С самого начала он заразил меня своей энергией и широтой замыслов. Мы с моим другом стали посещать спецкурс, который он читал.
А в лаборатории дело обстояло так: нам на двоих дали установку, которая пока еще не была в рабочем состоянии, — не хватало нескольких мелких деталей. И тем не менее наш руководитель, которого мы теперь называли не иначе, как «проектист», предложил написать «генеральный план», где следовало указать, каких именно деталей не хватает, что нам надо заказать в мастерской, что получить в отделе снабжения, а что попросить у соседей. Эту свою просьбу он завершил напутствием: «Да вы только упомяните, что работаете под моим руководством, — вам сразу сделают все детали!»
План был составлен, началась наша одиссея... Первые заказы были сделаны, действительно, довольно быстро, недели за три. Но дальше дело встало. Нужны были трубки для электродов — и эта проблема оказалась практически неразрешимой. Каждый раз, приходя на занятия, мы спрашивали нашего шефа: «Как там насчет трубок?» И каждый раз слышали, примерно, такие слова: «Да вот мне один знакомый пообещал, я уже завтра с утра иду к нему за трубками!» А заканчивался разговор примерно так: «Ничего-ничего, вы, главное, поймите, что мы с вами с этим экспериментом выходим практически на мировой уровень! Мы с вами такого понаворочаем...» На следующий день повторялось то же самое.
Но мы, конечно, понимали, что этот человек, по существу, один тянет всю лабораторию, ну, а мелкие детали — разве в них дело? Они просто терялись в глобальности его замыслов...
Я чувствую себя совершенно беспомощным в вопросах человеческих отношений, в школе давал себе слово никогда не влюбляться. Теперь, понимая, что это следствие ранимой этики, смягчил свое отношение к этому вопросу. Но все равно, когда влюбился, то долго страдал, пытался проанализировать свое состояние, да и сам факт, что я влюбился, мне объяснил мой лучший друг.
Оставим этот фрагмент без комментариев.
Огромный зал Дворца культуры, где была объявлена лекция очень популярного в те годы философа, был почти полон. Меня уговорила пойти на эту встречу подруга, и мы устроились в первых рядах, недалеко от сцены. В положенное время к микрофону вышел представитель, как мне показалось, психотипа Дон Кихот: довольно грузного телосложения, в джинсах, плотно обтягивающих его массивные ноги.
Беседа касалась общечеловеческих проблем, всем было интересно. В конце слушатели завалили лектора множеством записок с вопроса ми, целую пачку которых он держал в одной руке, постепенно откладывая на маленький столик те, на которые уже ответил.
Одну из записок он выронил, наклонился за ней и... его джинсы не выдержали: одна штанина лопнула во всю длину по внутреннему шву. Он выпрямился у микрофона, спокойно оглядел свою ногу, которую теперь уже ничто не стягивало, и совершенно без эмоций спросил аудиторию: «Вам это не мешает? Мне это тоже не мешает. Тогда продолжим». И еще примерно в течение часа продолжал беседу.
Этот курьезный эпизод очень точно выражает отношение ИЛЭ к сенсорным проблемам, которые для него определяются суггестивной сенсорикой: если это не мешает публике, то и ему безразлично.
Три года спустя после смерти Сталина люди впервые почувствовали себя намного свободнее, хотя все еще боялись сколько-нибудь критически высказываться о партии — она была очень сильна, да и недавнее прошлое слишком ярко запечатлелось в сознании каждого.
Одним из самых значительных событий нашей жизни тех лет были комсомольские конференции. В 1956 году мы учились на первом курсе университета, и накануне очередной конференции, к которой все готовились, один из студентов нашей группы, принадлежавший к психотипу ИЛЭ, сказал своим наиболее близким друзьям: «Возможно, завтра после конференции меня арестуют, я собираюсь выступить». И это не было рисовкой, чувствовалось, что он в душе прощался с нами.
Мы сидели в зале, тревожно ожидая его выступления, чувствуя, о чем пойдет речь. Наконец он поднялся на трибуну. Одной из первых фраз, произнесенных им, была: «Наша партия зашла в политический тупик...» Трудно сейчас вспомнить подробности его выступления, он очень хорошо запомнилась реакция зала — свист, шиканья, крики возмущения... Он еще некоторое время пытался продолжить свою мысль, но ему так и не дали этого сделать.
К счастью, Ленинградский университет уже в те годы отличался демократическими традициями, поэтому все ограничилось тем, что его «взяли на заметку» компетентные органы, которые следили за ним еще много лет, и при поступлении в аспирантуру вопрос о его «неблагонадежности» специально обсуждался.
Возможно, некоторые читатели отнесут факт такого самопожертвования за счет молодости героя, — мало ли что может совершить «зеленый», неопытный юнец? — но не торопитесь, прочтите следующий рассказ.