Кроме истинного участия в его проблемах, ему еще необходима и публичная демонстрация такого участия.
Действительно, ЭИЭ очень бурно, но кратковременно может сопереживать тому, кому в настоящий момент плохо, способен эмоционально поддержать потерпевшего. Если же потерпевшим оказался он сам, то для него важным является не только то, что в трудную минуту окружающие помогают ему делом, ему еще хочется иметь как можно больше свидетелей и участников его страданий, которые своим сопереживанием облегчают постигшую тяжелую участь.
Я очень люблю готовить различные рефераты и доклады. Тут, если признаться, я работаю «на зрителя». Во-первых, при выборе материала я стараюсь представить себя на месте слушателя, подбираю материал значимый и интересный. Читая или рассказывая, я хочу, чтобы человек послушно следовал за моей мыслью, вникая в суть. Если же, что бывает очень редко, я вдруг вижу, что мои слушатели «спят», — я сделаю все возможное, чтобы их заинтересовать, привлечь их внимание. Обычно в таких случаях я плавно перехожу к какой то иной теме, например, могу рассказать случай из своей жизни или смешной анекдот, и когда с помощью этих ухищрений внимание публики «поймано», — так же медленно возвращаюсь к теме, но уже не одна, а увлекая вместе с собой мою аудиторию. Обычно мне это хорошо удается. Если же на какого то «спящего» слушателя и это не действует, тогда, обращаясь прямо к нему, я спрашиваю:
— Скажите, что Вы об этом думаете? Что, по Вашему, в такой ситуации могло бы произойти?
В этом отрывке великолепно описано умение ЭИЭ манипулировать своими слушателями. Если при этом он обладает высокими нравственными качествами, такое умение делает его и великим педагогом, и великим артистом.
Пожалуй, мне не чужды проявления суицидальности. Нет, я не пыталась покончить жизнь самоубийством, но эти мысли в период размолвок с родителями у меня иногда возникали. Я при этом писала прощальные записки, делала «тайные» признания родителям — но все это не выходило за рамки демонстративных действий. Мне иногда хотелось все эти случаи записать, чтобы потом, со временем, посмеяться... В эти тяжелые дни только философский взгляд на жизнь помогал мне выжить. Когда это вновь со мной происходит, я успокаиваю себя словами: «Все это когда-нибудь кончится!»
Особенность, и довольно характерная, для ЭИЭ суицидальные демонстрации, которые призваны сигнализировать окружающим о его душевных муках, о просьбе прийти на помощь.
За первые 15 минут знакомства я уже хорошо понимаю, чем можно обидеть человека, а чем нельзя. Обычно, если есть такая возможность, эти 15 минут я со стороны за ним наблюдаю. Если решаю, что он для меня не особенно важен и я ничего не потеряю, порвав с ним отношения, — люблю балансировать на этой грани и наблюдать за его реакцией.
Если же я знаю человека достаточно хорошо, то могу легко предсказать его поведение. Бывает так, что, пока он еще набирает воздуха в грудь, чтобы мне что-то сказать, — его фраза уже звучит в моей голове, причем в точной его формулировке.
Я очень люблю искусство, чувствую его буквально кожей. У меня техническое образование, но теперь я работаю в Русском музее и совершенно счастлива этим. Раньше я очень любила ходить в театр, обязательно посещала спектакли 2 — 3 раза в неделю, но сейчас столько драматизма в самой жизни, что и в театр не тянет, а музей для меня -вся моя жизнь. Особенно остро я чувствую энергетику Рериха и Кандинского, заряжаюсь от картин этих художников положительными эмоциями, мне они придают энергию.
Искусство, театр, музыка — конечно же, наиболее подходящие профессиональные занятия для человека гуманитарного склада, к которым относится ЭИЭ.
Я всегда очень любила быть в центре внимания, считала себя, да и теперь считаю, светской женщиной.
Я не однолюб. У меня было много романов, которые быстро кончались, самый долгий из них тянулся полтора года. Чаще всего в меня влюблялись мужчины намного моложе меня. Должно быть, я сама способствовала этому, так как не люблю слишком взрослых, то есть, слишком скучных людей и поощряю любые речи, вплоть до всякой восторженной ерунды.
Со своим начальником я долго конфликтовала, потому что он не мог создать хороших условий работы для своих подчиненных, часто проявлял недобросовестность и был необязателен. Однажды, после очередной стычки, я при всех обозвала его ничтожеством. Тем не менее, когда высокое начальство захотело меня сократить, он начал меня отстаивать. Конечно, после этого я перед ним извинилась, сделав это публично.
Однажды она пришла домой вся взбудораженная, глаза трели — ей срочно необходимо было поделиться со мной свежими впечатления ми. Оказалось, что она возвращалась с работы в трамвае. Среди пассажиров возник разговор о тяжелом блокадном времени (дело происходило в Ленинграде). Она немедленно включилась в разговор, стала рассказывать подробности той тяжелой жизни, и так «погрузилась в воспоминания», что у нее заболело сердце. Кто-то предложил валидол, кто-то — нитроглицерин. Сочувствующие пассажиры ее утешали: «Ну что же теперь Вы так убиваетесь? Горю этим не поможешь.