Конечно, это на самом деле было мое собственное отражение, но оно выглядело в точности таким же, каким я запомнил отца”.

“Я всегда знал, что внешне похож на отца, но считал себя значительно моложе. И вдруг оказалось, что я уже достиг того возраста, который соот­ветствовал моим детским воспоминаниям о нем. Из отражения в пыльном окне на меня удивленно и недоверчиво посмотрел именно он. Но самым удиви­тельным - даже более удивительным, чем это сверхъестественное внешнее сходство - было выражено лица. Отцовское хмурое, неподвижное выражение напугало меня точно так же, как пугало в детстве! Я вдруг понял, что достиг возраста своего отца, и эта мысль подействовала отрезвляюще. В его присутствии я никогда не чувствовал себя до конца взрослым. И вот теперь я смотрел на лицо, так часто в былые годы вселявшее в меня ро­бость, и это лицо было моим собственным! Вагон с грохотом несся от стан­ции к станции, а я застыл, потрясенный, не в силах двинуться. Оказывает­ся, сам того не желая, я унаследовал это суровое, неулыбчивое выражение лица”.

“Мой отец происходил из семьи итальянского иммигранта, портного но профессии. Я никогда не видел деда и почти ничего не знал о нем”.

“Из Янгстауна, штат Огайо, мой отец каким-то образом перебрался в Йейл, поступил в университет, получил диплом инженера и устроился на ра­боту в фирме, которую позднее возглавил в качестве одного из партнеров. Там он работал до своего выхода на пенсию. Мою будущую мать он встретил, когда ей было 19 лет, и женился на ней. вопреки воле ее отца, которому не нравились итальянцы.”

“В те времена считалось само собой разумеющимся, что в каждой семье должны быть дети, и но прошествии некоторого времени на свет появился я, а шестью годами позже - мой брат. Порой я спрашиваю сам себя: а понимал ли отец. насколько мало он подходил на роль родителя? Единственно, что он знал и выше всего ценил, была работа. Чуть ли не с самого моего рож­дения он ожидал от меня большего, чем было в моих силах. Я вырос в убеж­дении, что мне чего-то недостает, что я не такой, как надо. Хотя я был послушным, воспитанным ребенком и успешно учился в школе, это не воспри­нималось как достижение считалось, что так и должно быть. Зато отмеча­лись все мои неудачи, ошибки и проступки, которые я переживал, словно смертные грехи”.

“По мере того, как я подрастал, отец стал делать неловкие попытки приблизиться ко мне. Он водил меня в театры, посещал все школьные празд­ники, но выглядеть естественно в роли родителя ему не удавалось. Сейчас мне кажется, что он тоже по-своему боялся меня. В конце концов, те завы­шенные требования, которые он предъявлял ко мне, в той же мере относи­лись и к чему, и, видимо, он чувствовал, что не справляется”.

“Все это изображает моего отца человеком односторонним, бесцветным, но на самом деле это не совсем так. Я очень хорошо помню те вечеринки, на которые родители приглашали своих давних, со школьной скамьи, друзей. Отец был веселым, общительным, много смеялся; он даже позволял мне лечь спать попозже, чтобы я мог принять участие в общем веселье. В эти редкие моменты он обходился со мной так, словно и вправду любил меня. Именно эти нечастые исключения из его обычной строгости оставили у меня самые нежные воспоминания о нем.”

“Та поездка в метро и изображение в окне взбудоражили мою память. До этого я редко думал об отце. Когда я вырос, наши отношения с ним некото­рое время были довольно натянутыми, но потом мы пришли к своего рода компромиссу. Однако, настоящей дружбы между нами не было никогда. Годы моего подросткового бун­тарства остались позади, но мне так и не стало легко с ним, а ему со мной. Мы стремились сблизиться, но у нас ничего не получалось. Когда он умер, я оплакал его кончину, и жизнь пошла своим чередом. В ночь перед похоронами я остаются один у гроба и попрощался с отцом. На следующий день на похоронах несколько человек сказали мне, что отец мною очень гордился. Я был очень удивлен: ведь он сам никогда не говорил мне об этом.”

“Мало в чем в своей жизни я абсолютно уверен, но одно из этого немно­гого - то, что я не хочу походить на своего отца. Однако, увидев его вы­ражение на своем лице, я вынужден был спросить себя: сколько же отцовс­ких качеств я в действительности унаследовал? Стал ли я, подобно ему, фанатично предан работе? Да. Из мальчика, ненавидевшего бесконечные обя­занности и поручения, вырос взрослый мужчина, не умеющий отдыхать и расслабляться. Склонен ли я к излишней строгости, нравоучениям? Да. Мож­но ли назвать меня сердитым? О, да! lang=EN-US>”

“Неужели нет ничего, чем бы я отличался от отца и был самим собой? Ведь моя жизнь была совсем не такой, как у него.