Скачать 55.08 Кбайт
Воля к власти.
.. l'insouciance).
Руссо горд тем, что он есть, несмотря на свое происхождение; но он
выхолит из себя, когда ему об этом напоминают...
У Руссо несомненное помешательство, у Вольтера — необычное
здоровье и легкость. Затаенная злоба (rancune) больного; периоды его
сумасшествия — также периоды его презрения к людям и
недоверчивости.
Защита Провидения у Руссо (против пессимизма Вольтера), — он
нуждался в Боге, чтобы иметь возможность кинуть проклятием в
общество и цивилизации; все должно было само по себе быть хорошим,
как сотворенное Богом; только человек извратил человека. «Добрый
человек» как природный человек был чистейшей фантазией, но в связи с
догматом авторства Божия — нечто возможное и обоснованное.
Романтика а lа Руссо. — Страсть («верховное право страсти»),
естественность, пленение безумием (дурачество, признаваемое за
величие); мстительная злоба черни в качестве судии, безрассудное
тщеславие слабого («в политике уже в течение ста лет избирали вождем
больного»).
101
Кант: сделал приемлемым для немцев теоретико-познавательный
скептицизм англичан:
1) связав с ним моральные и религиозные интересы немцев, подобно
тому, как на том же основании академики позднейшего периода
использовали скепсис как подготовление к платонизму (vide Августин),
или как Паскаль использовал даже этический скепсис, чтобы пробудить
(«оправдать») потребность в вере;
2) снабдив его схоластическими выкрутасами и вычурами и этим
сделав его приемлемым для научно формального вкуса немцев (ибо
Локк и Юм сами по себе были еще слишком ясны, прозрачны, т.е.
измеряя немецким мерилом, «слишком поверхностны»...).
Кант: неважный психолог и знаток человека; грубо заблуждающийся
относительно ценности великих исторических моментов (Французская
революция); фанатик морали а lа Руссо; с подпочвенным христианством
оценок; догматик с головы до пят, но с тяжеловесным недовольством
этой своей наклонностью вплоть до желания тиранить ее, но тотчас же
утомляющийся и скепсисом; еще не овеянный ни единым дуновением
космополитических вкусов и античной красоты... задерживатель и
посредник, лишенный оригинальности (как Лейбниц посредничал и
перекидывал мосты между механикой и спиритуализмом, Гете —
между вкусом восемнадцатого века и вкусом «исторического
понимания» (по существу своему носящего характер экзотизма, как
немецкая музыка — между французской и итальянской музыкой, как
Карл Великий — между imperium Romanum и национализмом; —
задерживатель par excellence).
{40}
102
В какой мере христианские столетия с их пессимизмом были более
сильными столетиями, нежели восемнадцатый век — этому
соответствует трагический век в Греции.
Девятнадцатый век против восемнадцатого века. В чем-то наследует
ему, в чем-то идет назад (меньше тонкости мысли, вкуса), в чем-то
превосходит его (мрачнее, реалистичнее, сильнее).
103
Какое значение имеет тот факт, что Campagna romana возбуждает в
нас определенные чувства? А также и годы?
Шатобриан в письме от 1803 года к г. де Фонтану передает первое
впечатление от Campagna romana.
Президент де Бросс говорит о Campagna romana: «il fallait que
Romulus fut ivre, quand il songea a batir une ville dans un terrain aussi laid».
Делакруа также не любил Рима, он нагонял на него страх. Он был без
ума от Венеции, как Шекспир, как Байрон, как Жорж Санд.
Нерасположение к Риму испытывал также Теофиль Готье и Рихард
Вагнер.
Ламартин восхваляет Сорренто и Позилиппу.
Виктор Гюго восторгается Испанией, «раrсе que aucune autre nation n'a
moins emprunte a l'antiquite, parce qu'ello n'a subi aucune influence
classique».
104
Две великие попытки преодолеть восемнадцатый век:
Наполеон, вновь пробудивший мужа, воина и великую борьбу из-за
власти — замыслив Европу как политическое целое.
Гете, возмечтавший о единой европейской культуре, полностью
наследующей всю уже достигнутую «гуманитарность».
Немецкая культура нашего века возбуждает к себе недоверие — в
музыке недостает того полного, освобождающего и связывающего
элемента «Гете».
105
Перевес музыки у романтиков 1830 и 1840 годов. Делакруа. Энгр,
страстный музыкант (культ Глюка, Гайдна, Бетховена, Моцарта), говорил
своим ученикам в Риме: «si je pouvais vous rendre tous musiciens, vous у
gagneriez comme peintres»; равным образом Горас Вернэ, с его
особенной страстью к Дон Жуану (как об этом свидетельствует в 1831
году Мендельсон); равным образом Стендаль, который говорит о себе:
«Combien de lieues ne ferais-je pas a pied, et a combien de jours de prison
ne me soumetterais-je pas pour entendre Don Juan ou le Matrimonio segreto;
et je ne sais pour quelle autre chose je ferais cet effort». В то время ему
было 56 лет отроду.
Руссо горд тем, что он есть, несмотря на свое происхождение; но он
выхолит из себя, когда ему об этом напоминают...
У Руссо несомненное помешательство, у Вольтера — необычное
здоровье и легкость. Затаенная злоба (rancune) больного; периоды его
сумасшествия — также периоды его презрения к людям и
недоверчивости.
Защита Провидения у Руссо (против пессимизма Вольтера), — он
нуждался в Боге, чтобы иметь возможность кинуть проклятием в
общество и цивилизации; все должно было само по себе быть хорошим,
как сотворенное Богом; только человек извратил человека. «Добрый
человек» как природный человек был чистейшей фантазией, но в связи с
догматом авторства Божия — нечто возможное и обоснованное.
Романтика а lа Руссо. — Страсть («верховное право страсти»),
естественность, пленение безумием (дурачество, признаваемое за
величие); мстительная злоба черни в качестве судии, безрассудное
тщеславие слабого («в политике уже в течение ста лет избирали вождем
больного»).
101
Кант: сделал приемлемым для немцев теоретико-познавательный
скептицизм англичан:
1) связав с ним моральные и религиозные интересы немцев, подобно
тому, как на том же основании академики позднейшего периода
использовали скепсис как подготовление к платонизму (vide Августин),
или как Паскаль использовал даже этический скепсис, чтобы пробудить
(«оправдать») потребность в вере;
2) снабдив его схоластическими выкрутасами и вычурами и этим
сделав его приемлемым для научно формального вкуса немцев (ибо
Локк и Юм сами по себе были еще слишком ясны, прозрачны, т.е.
измеряя немецким мерилом, «слишком поверхностны»...).
Кант: неважный психолог и знаток человека; грубо заблуждающийся
относительно ценности великих исторических моментов (Французская
революция); фанатик морали а lа Руссо; с подпочвенным христианством
оценок; догматик с головы до пят, но с тяжеловесным недовольством
этой своей наклонностью вплоть до желания тиранить ее, но тотчас же
утомляющийся и скепсисом; еще не овеянный ни единым дуновением
космополитических вкусов и античной красоты... задерживатель и
посредник, лишенный оригинальности (как Лейбниц посредничал и
перекидывал мосты между механикой и спиритуализмом, Гете —
между вкусом восемнадцатого века и вкусом «исторического
понимания» (по существу своему носящего характер экзотизма, как
немецкая музыка — между французской и итальянской музыкой, как
Карл Великий — между imperium Romanum и национализмом; —
задерживатель par excellence).
{40}
102
В какой мере христианские столетия с их пессимизмом были более
сильными столетиями, нежели восемнадцатый век — этому
соответствует трагический век в Греции.
Девятнадцатый век против восемнадцатого века. В чем-то наследует
ему, в чем-то идет назад (меньше тонкости мысли, вкуса), в чем-то
превосходит его (мрачнее, реалистичнее, сильнее).
103
Какое значение имеет тот факт, что Campagna romana возбуждает в
нас определенные чувства? А также и годы?
Шатобриан в письме от 1803 года к г. де Фонтану передает первое
впечатление от Campagna romana.
Президент де Бросс говорит о Campagna romana: «il fallait que
Romulus fut ivre, quand il songea a batir une ville dans un terrain aussi laid».
Делакруа также не любил Рима, он нагонял на него страх. Он был без
ума от Венеции, как Шекспир, как Байрон, как Жорж Санд.
Нерасположение к Риму испытывал также Теофиль Готье и Рихард
Вагнер.
Ламартин восхваляет Сорренто и Позилиппу.
Виктор Гюго восторгается Испанией, «раrсе que aucune autre nation n'a
moins emprunte a l'antiquite, parce qu'ello n'a subi aucune influence
classique».
104
Две великие попытки преодолеть восемнадцатый век:
Наполеон, вновь пробудивший мужа, воина и великую борьбу из-за
власти — замыслив Европу как политическое целое.
Гете, возмечтавший о единой европейской культуре, полностью
наследующей всю уже достигнутую «гуманитарность».
Немецкая культура нашего века возбуждает к себе недоверие — в
музыке недостает того полного, освобождающего и связывающего
элемента «Гете».
105
Перевес музыки у романтиков 1830 и 1840 годов. Делакруа. Энгр,
страстный музыкант (культ Глюка, Гайдна, Бетховена, Моцарта), говорил
своим ученикам в Риме: «si je pouvais vous rendre tous musiciens, vous у
gagneriez comme peintres»; равным образом Горас Вернэ, с его
особенной страстью к Дон Жуану (как об этом свидетельствует в 1831
году Мендельсон); равным образом Стендаль, который говорит о себе:
«Combien de lieues ne ferais-je pas a pied, et a combien de jours de prison
ne me soumetterais-je pas pour entendre Don Juan ou le Matrimonio segreto;
et je ne sais pour quelle autre chose je ferais cet effort». В то время ему
было 56 лет отроду.
|
|