77

Наибольшее отвращение возбуждали во мне до сих пор лизоблюды
духа; их можно уже теперь найти в нашей нездоровой Европе повсюду,
и что их особенно отличает — это полнейшая чистота их совести. Они,
пожалуй, немного мрачны, немного air pessimiste, но главным образом
прожорливы, грязни, марки, вкрадчивы, пролазы, вороваты, паршивы —
и невинны, как все маленькие грешники и микробы. Они живут за счет
умных и остроумных людей, полной пригоршней бросающих людям
свой ум и свое остроумие; они знают, что богатым духом по существу
их свойственно беззаботно, пренебрегая мелочной осторожностью, день
за день и даже расточительно отдавать себя и свое. — Ибо дух плохой
домохозяин, и сам не замечает, как все живет и питается за его счет.
{31}
78

Комедиантство

Пестрота красок в современном человечестве и ее
привлекательность. По существу игра в прятки и пресыщение.
Литератор.
Политик (в «в национальном шарлатанстве»).
Комедиантство в искусствах:
Недостаток в основательной научной подготовке и дисциплине
(Фромантен);
Романтики (недостаток философии и науки и избыток литературы);
Романисты (Вальтер Скотт, но также и чудовища — Нибелунги с
наинервнейшей музыкой);
Лирики.
«Научность».
Виртуозы (евреи).
Народные идеалы, как превзойденные и замененные, но еще не в
глазах народа:
святой, мудрец, пророк.

79

Недисциплинированность современного духа под всевозможными
моральными уборами. — Пышные наименования: терпимость (а в
сущности неспособность сказать «да» или «нет»); le largeur de sympathie
(=на треть — равнодушие, на треть — любопытство, на треть —
болезненная возбудимость); «объективность» (=недостаток личности,
недостаток воли, неспособность к «любви»); свобода по отношению к
правилам (романтика); «истина» в противовес лжи и подделке
(натурализм); «научность» («le document humain»: в переводе —
лубочный роман и суммирование, сводка вместо компановки);
«страсть», где в действительности беспорядочность и безмерность;
«глубина», где в действительности путаница и сумятица символов.

80

К критике великих слов. — Я исполнен подозрения и злобы к тому,
что называют «идеалом»: мой пессимизм в том, что я постиг, насколько
«высшие чувства» суть источники бедствия, т.е. умаления и
обесценения человека.
Ожидая от идеала какого-нибудь «прогресса», неизменно впадают в
заблуждение: до сих пор победа идеала всякий раз была движением
вспять.
Христианство, революция, отмена рабства, равенство прав,
филантропия, миролюбие, справедливость, истина: все эти великие
слова имеют цену лишь в борьбе, как знамена — не как реальности, а
как пышные наименования для чего то совсем иного (даже
противоположного!).

81

Известен тот сорт людей, который влюблен в изречение tout
comprendre c'est tout pardonner. Это — слабые, это прежде всего —
разочарованные: если во всем можно найти чего-либо, подлежащее
прощению, то, следовательно, и во всем есть нечто, достойное
презрения! Это — философия разочарования кутается здесь столь
туманно в сострадание и так умильно смотрит.
{32}
Это — романтики, вера которых улетучилась, и вот им хочется теперь
по крайней мере полюбоваться со стороны на то, как все бежит и
исчезает. Они называют это l'art pour l'art, «объективностью» и т.д.

82

Главные симптомы пессимизма: — les diners schez Маgny;
русский пессимизм (Толстой, Достоевский); эстетический пессимизм, l'art
pour l'art, «description» (романтический и антиромантический пессимизм);
гносеологический пессимизм (Шопенгауэр, феноменализм);
анархический пессимизм; «религия сострадания», предварение
буддизма; культурный пессимизм (экзотизм, космополитизм); этический
пессимизм; я сам.

83

«Без христианской веры, думал Паскаль, вы сами в своих глазах, так
же как и природа и история, будете — un monstre et ur cnaos». Это
пророчество исполнилось на нас, после того, как малодушно-
оптимистическое восемнадцатое столетие прикрасило и
рационализировало человека.
Шопенгауэр и Паскаль. — В одном важном смысле Шопенгауэр
первый продолжил дело Паскаля: un monstre et ur chaos, следовательно,
нечто, подлежащее отрицанию... История, природа, и сам человек!
«Наша неспособность познать истину есть следствие нашей
испорченности, нашего нравственного падения» — так говорит Паскаль.
И то же, в сущности, говорил Шопенгауэр. «Чем глубже извращение
разума, тем необходимее учение об искуплении» — или, выражаясь по
шопенгауэровски, — отрицание бытия.

84

Шопенгауэр как подделка (дореволюционное состояние):
сострадание, чувственность, искусство, слабость воли, католицизм даже
наиболее духовных порывов — это au fond подлинный восемнадцатый
век.