Такова конкретная архитектоника мира эстетического видения. Всюду здесь момент ценности обусловлен не основоположением как принципом, а единственным местом предмета в конкретной архитектонике события

156

с единственного места причастного субъекта. Все эти моменты утверждены как моменты конкретной человеческой единственности. Здесь и пространственное, и временное, и логическое, и ценностное оплотнены в их конкретном единстве (отчизна, даль, прошлое, было, будет и т.д.), соотнесены с конкретным ценностным центром, не систематически, а архитектонически подчинены ему, осмыслены и локализованы через него и в нем. Каждый момент здесь жив как единственный, и само единство лишь момент конкретной единственности. (136)

Ключевые слова (самые частотные) в этой работе Бахтина вовсе не поступок или событие, а единственность (ый и т.д.) или момент. Так на глаз. Надо проверить. Это соответствует новой доктрине изобретения - рождение слова в конкретной ситуации, ответственность за данное общение с другим и задание этого общения.

Но эта изображенная нами в основных чертах эстетическая архитектоника есть архитектоника продуцированного в эстетическом поступке созерцания мира, сам же поступок и я - поступающий - лежат вне ее, исключены из нее. Это мир утвержденного бытия других людей, но меня - утверждающего - в нем нет. Это мир единственных исходящих из себя других людей и ценностно соотнесенного с ними бытия, но мною они находятся, я-единственный, из себя исходящий, - нахожусь принципиально вне архитектоники. Я причастен лишь как созерцающий, но созерцание есть действенная активная внеположность созерцателя предмету созерцания. Созерцаемая эстетически единственность человека принципиально не есть моя единственность. Эстетическая деятельность есть специальная объективированная причастность, изнутри эстетической архитектоники нет выхода в

157

мир поступающего, он лежит вне поля объективированного эстетического видения. (136)

Так разводятся эстетика и этика, а по отношению в целом к речи поэтика и риторика. Другим глобально полемическим (по отношению ко всей аристотелевской традиции) суждением является принципиальное соединение действия и созерцания. Жизнь практическая и жизнь созерцательная соединяются даже в эстетическом действии, не говоря уже об общериторическом действии словом. В этом специфика риторики поступка - это поступок с созерцающей задержкой, теоретическая подготовленность, деспонтанизация словесного действия.

Переходя теперь к действительной архитектонике переживаемого мира жизни, мира причастно-поступающего сознания, мы прежде всего усматриваем принципиальную архитектоническую разнозначность моей единственной единственности и единственности всякого другого - и эстетического и действительного - человека, конкретного переживания себя и переживания другого. Конкретно-утвержденная ценность человека и моя-для-себя ценность коренным образом отличны. (136)

Для риторики познания, не только доведенной до абсурда, а в принципе - я-как-все, или все-как-я, "экземпляры одного словаря", вспоминая слова Ф. де Соссюра; в риторике поступка я- другой для всех, другие - иные для меня, речевой поступок требует любовного ощущения многообразия людей и ответственности за свое собственное дополнение этого многообразия. Вступить в диалог - значит дополнить собой мир.

Мы здесь говорим не об отвлеченной оценке развоплощенного теоретического сознания, знающего только общую содержательно-смысловую ценность

158

всякой личности, всякого человека, подобное сознание не может породить не случайно единственного конкретного поступка, но лишь оценку поступка post factum как экземпляра поступка. Мы говорим о действенной конкретной оценке поступающего сознания, о поступке-оценке, ищущем себе оправдания не в системе, а в единственной и конкретной неповторимой действительности. Это сознание противопоставляет себя для себя всем другим, как другим для него, свое исходящее я всем другим - находимым - единственным людям, себя-причастного - миру, которому я причастен, и в нем всем другим людям. Я-единственный из себя исхожу, а всех других нахожу - в этом глубокая онтологически-событийная разнозначность. (136-137)

В противоположность риторике познания, где изобретение есть нахождение, выбор из данных общих мест, в риторике поступка изобретение есть на каждом общем месте исхождение из себя, задание себя при одновременном нахождении других, т.е. причастное изобретение.

Высший архитектонический принцип действительного мира поступка есть конкретное, архитектонически-значимое противопоставление я и другого. Два принципиально различных, но соотнесенных между собой ценностных центра знает жизнь: себя и другого, и вокруг этих центров распределяются и размещаются все конкретные моменты бытия. Один и тот же содержательно-тожественный предмет - момент бытия, соотнесенный со мной или соотнесенный с другим, ценностно по-разному выглядит, и весь содержательно-единый мир, соотнесенный со мной или с другим, проникнут совершенно иным эмоционально-волевым тоном, по-разному ценностно значим в своем самом живом, самом существенном

159

смысле.