Превращение мудрого созерцания в информационное накопление - конец долгого пути от реторике техне, техники самозащиты человека в кризисной ситуации (с помощью общих мест) к технике как таковой, уже оторванной от всякой живой человеческой речи, связанной в лучшем случае с коммуникацией, а в худшем - с готовой информационной системой, которая, конечно, с трудом подконтрольна любой ответственности.

Техника оторвала почти человека от главного - от другого человека, и в этот смысле, если воспользоваться идеей Кутырева, мы уже постепенно не люди, все менее и менее люди в традиционном качестве. Из этого правда не стоит сразу делать вывод, что мы хуже. Мы радикально другие (становимся другими), потому что все менее и менее нуждаемся в реальном другом, мы поглощаемся

46

информационной риторикой, вымороченным вариантом риторики познания.

Поскольку отвлеченно-теоретический самозаконный мир, принципиально чуждый живой единственной историчности, остается в своих границах, его автономия оправдана и ненарушима, оправданы и такие философские дисциплины, как логика, теория познания, психология познания, философская биология, которые пытаются вскрыть, теоретически же, т.е. отвлеченно-познавательным образом, структуру теоретически познаваемого мира и его принципы. Но мир как предмет теоретического познания стремится выдать себя за весь мир в его целом, не только за отвлеченно-единичное, но и конкретно-единичное бытие в его возможном целом, т.е. теоретическое познание пытается построить первую философию (prima philosophia) или в виде гносеологии, или [2нрзб] (биологических, физических и иных разновидностей). Было бы совершенно несправедливо думать, что это преобладающая тенденция в истории философии, - это специфическая особенность нового времени, можно сказать только XIX и XX вв. (87)

Набор дисциплин, работающих в своих границах, всегда работал в границах риторики как нормативной дисциплины о речевом существовании, т.е. в границах конкретного речевого общения, в пределах подготовки к нему и оценки его. С крахом же риторики в начале того самого XIX века, о котором говорит Бахтин, вышли из своих границ и эти дисциплины, конечно, с претензией на весь мир в его целом (Гегель и др.). Замкнутый теоретический мир терпим и оправдан как раз в своих границах, но когда он выдается за весь мир или за лучший мир, терпеть и оправдываться приходится уже нам, живущим в своем мире, потому что теория накладывает на нашу жизнь свои вроде бы вечные и всеобщие законы. Становится очевидным действительное отношение

47

Бахтина к философии: все перечисленные здесь философские направления в том или ином виде подверглись критике Бахтина или круга Бахтина в 20-е годы. Тезис же об участком мышлении всех великих систем философии в творчестве мыслителя никогда не будет раскрыт. Исключение сделается лишь для уж очень наглядно участного марксизма, чем и докажется антитезис.

Участное мышление преобладает во всех великих системах философии, осознанно и отчетливо (особенно в средние века) или бессознательно и маскированно (в системах XIX и XX вв.). Наблюдается своеобразное улегчение самого термина "бытие", "действительность". Классический кантовский пример против онтологического доказательства [?], что сто талеров действительных не равны ста талерам только мыслимым, перестал быть убедительным; действительно, исторически единожды наличное в определенной мною единственным образом действительности несравненно тяжелее, но взвешенное на теоретических весах, хотя бы и с прибавлением теоретического констатирования его эмпирической наличности, в отвлечении от его исторически ценностной единственности, едва ли окажется тяжелее только мыслимого. Единственное исторически действительное бытие больше и тяжелее единого бытия теоретической науки, но эту разницу в весе, очевидную для живого переживающего сознания, нельзя определить в теоретических категориях. (87)

Описанное улегчение термина "бытие" происходит во всех великих системах, пример Канта никогда не был убедителен для философов, так же легко манипулирующих ста только мысленными талерами, как и ста талерами (чужими обыкновенно) настоящими.

48

Отвлеченное от акта-поступка смысловое содержание можно сложить в некое [1нрзб] и единое бытие, но, конечно, это не единственное бытие, в котором мы живем и умираем, в котором протекает наш ответственный поступок, оно принципиально чуждо живой историчности. В мир построений теоретического сознания в отвлечении от ответственно-индивидуального исторического акта я не могу включить себя действительного и свою жизнь как момент его, что необходимо, если это - весь мир, все бытие (в принципе, в задании все, т.е. систематически, причем сама система теоретического бытия, конечно, может оставаться открытой). Мы оказались бы там определенными, предопределенными, прошлыми [?] и завершенными, существенно не живущими, мы отбросили бы себя из жизни, как ответственного рискованного открытого становления-поступка, в индифферентное, принципиально готовое и завершенное теоретическое бытие (не завершенное и не заданное лишь в процессе познания, но заданное именно - как данное).