Библиотека >> М.М.Бахтин: от философии поступка к риторике поступка
Скачать 102.3 Кбайт М.М.Бахтин: от философии поступка к риторике поступка
Эстетическое вживание - видение героя, предмета изнутри - активно свершается с этого единственного вненаходимого места, и здесь же на нем свершается эстетическое приятие - утверждение и оформление материи вживания в единой архитектонике видения. Вненаходимость субъекта, и пространственная, и временная, и ценностная, - не я предмет вживания и видения - впервые делает возможной эстетическую активность оформления. (131-132)
То, что у Бахтина предмет речи становится героем, а герой функционирует как предмет речи хорошо показал Ш.Шустер в статье "Бахтин как теоретик риторики"46. Этот изоморфизм терминов прослеживается им на более поздних произведениях Бахтина. Здесь же ясно, что это была не случайная спецификация, а изначальный замысел: видение героя, предмета изнутри полностью подтверждают этот принципиальный факт. Все конкретные моменты архитектоники стягиваются к двум ценностным центрам (герой и героиня) и равно объемлются утверждающею ценностною человеческою эстетическою активностью в едином событии. Проследим это расположение конкретных моментов бытия: Для берегов отчизны дальней Ты покидала край чужой... _________________ 46 См.: Ch.LSchuster. NIikhail Bakhtin as Rhetotical Theorist // College English. - 1985. - Vol.47. - ј6. - P.594-607. Перевод этой статьи см. в журнале "Риторика", ј4 (в печати). 150 Берега отчизны лежат в ценностном пространственно-временном контексте жизни героини. Для нее отчизна, в ее эмоционально-волевом тоне возможный пространственный кругозор становится отчизной (в конкретно-ценностном смысле слова, в полноте смысла его), с ее единственностью соотнесено и событийно конкретизированное в "чужой край" пространство. И момент пространственного движения из чужбины в отчизну дан, событийно свершается в ее эмоционально-волевом тоне. Однако он конкретизирован здесь одновременно и в контексте жизни автора как событие в ценностном контексте его жизни: ты покидала. Для нее (в ее эмоционально-волевом тоне) она бы возвращалась, т.е. преобладал бы более положительный ценностный тон. Это с его единственного места в событии она "покидает". Единственное единство события его жизни, в его эмоционально-волевом тоне дан и конкретный архитектонический момент, выраженный эпитетом "дальней". Здесь событийно не существенно, что ей придется совершить длинный путь, а существенно, что она будет далеко от него, хотя даль имеет ценностный вес и в ее контексте. Здесь взаимопроникновение и единство событий при ценностной неслиянности контекстов. (132) Бахтин показывает, что события во всех их тонкостях прекрасно выражаются словом. Это взаимопроникновение и ценностная неслиянность - единство события - еще отчетливее во второй половине строфы: В час незабвенный, в час печальный Я долго плакал пред тобой. 151 И час и его эпитеты (незабвенный, печальный) и дам него и для нее событийны, обретают вес в ее и в его временном ряду детерминированной смертной жизни. Но его эмоционально-волевой тон преобладает. В соотнесении с ним ценностно [нрзб] этот временной момент как ценностно заполненный разлукой час его единственной жизни. (132-133) Время - событийно, причем оно приобретает событийность именно в речевом воплощении (эпитеты - событийны одновременно) как час, момент речевого общения. В первой редакции и начало было дано в ценностном контексте героя: Для берегов чужбины дальней Ты покидала край родной. Здесь чужбина (Италия) и родной край (Россия) даны в эмоционально-волевом тоне автора-героя. В соотнесении с ней то же пространство - в событии ее жизни - занимает [?] противоположное место. (133) Мои хладеющие руки Тебя старались удержать. В ценностном контексте героя. Хладеющие руки старались удержать в своем пространственном окружении, в непосредственной близости к телу - единственному пространственному центру, который осмысляет, ценностно уплотняет и отчизну, и чужбину, и даль, и близость, и прошлое, и краткость часа, и долготу плача, и вечность незабвения. (133) Витийство телесное всегда было неотъемлемой частью любой риторики. 152 Томленье страшное разлуки Мой стон молил не прерывать. И здесь преобладает контекст автора. Здесь содержательны и ритмическая напряженность, и некоторое ускорение темпа - напряженность смертной детерминированности жизни, ценностное ускорение жизненного темпа в напряженной событийности. (133) Темп - также изначально риторическая категория. Ты говорила: в час свиданья Под небом вечно голубым... Ее и его контекст в напряженном взаимопроникновении, просквоженные единством ценностного контекста смертного человечества: вечно голубое небо - в контексте каждой смертной жизни. Но здесь этот момент общечеловеческой событийности дан не непосредственно эстетическому субъекту (внеположному архитектонике мира произведения автору-созерцателю), а изнутри контекстов героев, т. | ||
|