Неожиданно он почувствовал, что кто-то сзади схватил его за руку. Это была Виттория. Задыхаясь от волнения, девушка молча тянула его за рукав. Она обнаружила тело, подумал Лэнгдон, увидев на ее лице выражение ужаса. В этот миг он и сам ощутил страх.

– О, ваша супруга! – воскликнул чичероне, безмерно обрадовавшись появлению еще одного слушателя. Указав на короткие шорты в обтяжку и на альпийские ботинки, он произнес: – Теперь я могу с уверенностью сказать, что передо мной американка.

– Я итальянка, – бросила Виттория.

– О Боже! – Появившаяся на губах гида улыбка почему-то сразу потухла.

– Роберт, – прошептала девушка, стараясь держаться спиной к экскурсоводу, – где «Диаграмма» Галилея? Я должна ее увидеть.

– О, «Diagramma»! – вступил чичероне, видимо, не желая упускать нить разговора. – Великий Боже! Вы, друзья мои, похоже, блестяще знаете историю. Однако, к сожалению, этот документ для обозрения закрыт. Он хранится в секретном архи...

– Извините, – прервал его Лэнгдон. Паническое состояние Виттории и его выбило из колеи. Ученый отвел девушку чуть в сторону и осторожно вытащил «Диаграмму» из внутреннего кармана пиджака. – В чем дело? – спросил он.

– Когда была напечатана эта работа? – спросила Виттория, пробегая глазами листок.

Гид снова оказался с ними рядом. Он с широко открытым ртом взирал на документ.

– Не может быть... Это же не...

– Репродукция для туристов, – бросил Лэнгдон. – Благодарю вас за интересный рассказ. А теперь мне и моей жене надо несколько минут побыть одним.

Чичероне попятился назад, не сводя глаз с листка.

– Мне нужна дата, – повторила Виттория. – Когда «Диаграмма» увидела свет?

Лэнгдон указал на римские цифры внизу страницы и сказал:

– Это дата публикации. Так в чем все же дело?

– 1639 год, – прошептала Виттория.

– Да. И что же из этого следует? Что здесь не так?

– Мы, Роберт, попали в беду – беду очень серьезную, – сказала девушка, и Лэнгдон увидел в ее глазах настоящую тревогу. – Даты не сходятся.

– Какие даты?

– Даты на гробнице Рафаэля. До 1759 года его прах покоился в другом месте. Прошло более ста лет со времени публикации «Диаграммы»!

Лэнгдон смотрел на нее, пытаясь понять, что она хочет сказать.

– Этого не может быть, – ответил он. – Рафаэль умер в 1520 году, задолго до появления «Диаграммы».

– Да. Но похоронили его здесь значительно позднее.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Лэнгдон. Он никак не мог взять в толк слова девушки.

– Я только что прочитала, что тело Рафаэля как одного из наиболее выдающихся итальянцев было перенесено в Пантеон в 1759 году.

Когда эти слова полностью дошли до сознания Лэнгдона, ему показалось, что из-под его ног неожиданно выдернули ковер.

– В то время, когда были написаны стихи, могила Рафаэля находилась в каком-то ином месте. В то время Пантеон не имел никакого отношения к художнику!

– Но это... означает... – едва сумел выдохнуть Лэнгдон.

– Именно! Это означает, что мы находимся не в том месте!

У Лэнгдона так сильно закружилась голова, что он даже пошатнулся.

– Невозможно... Я был уверен...

Виттория подбежала к гиду и, схватив его за рукав, подвела к американцу со словами:

– Простите, синьор. Где находилось тело Рафаэля в XVII веке?

– Урб... в Урбино, – заикаясь, выдавил потрясенный чичероне. – На его родине.

– Невозможно! – выругавшись про себя, произнес Лэнгдон. – Алтари науки братства «Иллюминати» находились в Риме! Я в этом уверен!

– «Иллюминати»? – едва слышно выдохнул итальянец, глядя на документ в руках Лэнгдона. – Кто вы такие?

Виттория взяла инициативу в свои руки.

– Мы ищем то, что может называться гробницей Санти. Она должна находиться здесь, в Риме. Вы не знаете, что это может быть?

– В Риме имеется только одна гробница Рафаэля, – растерянно ответил гид.

Лэнгдон попытался привести в порядок свои мысли, но разум отказывался ему повиноваться. Если в 1655 году могилы Рафаэля в Риме не было, то что имел в виду поэт, говоря: «Найди гробницу Санти...»? Что, черт побери, это может быть? Думай! Думай!

– Может быть, существовали и другие художники по фамилии Санти? – спросила Виттория.

– Я, во всяком случае, о таких не слышал, – пожал плечами гид.

– Может быть, были другие известные люди с такой же фамилией?

Итальянец, судя по его виду, был уже готов бежать от них как можно дальше.

– Нет, мадам. Я знаю лишь одного Рафаэля Санти, и он был архитектором.

– Архитектором? – удивилась Виттория. – А я-то думала, что Рафаэль был художником.

– Он был и тем и другим, естественно. Они все были разносторонними людьми. Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль...

Лэнгдон не знал, что натолкнуло его на эту мысль – слова гида или изысканный вид гробниц у стен. Впрочем, это не важно. Главное, что он понял. Санти был архитектором. Эти слова, видимо, послужили катализатором, и мысли посыпались одна за другой, как падающие кости домино.