– Прекрасно. И этот золотой нимб вам ничего не напоминает?

– Напоминает, – расплылся в широкой улыбке Хитцрот. – Это похоже на те египетские штуки, которые мы изучали в прошлом семестре. Как их там?.. Ах да! Солнечные диски!

– Благодарю вас, Хитцрот. Можете спать дальше, – милостиво произнес Лэнгдон и, поворачиваясь к классу, продолжил: – Нимбы, как и многие иные символы христианства, позаимствованы у древних египтян, которые поклонялись солнцу. В христианстве можно найти массу отголосков этой старинной религии.

– Простите, – не сдавалась девица в первом ряду, – я регулярно хожу в церковь и не вижу, чтобы там поклонялись солнцу.

– Неужели? Скажите, какое событие вы отмечаете двадцать пятого декабря?

– Рождество. Рождение Иисуса Христа.

– Однако, согласно Библии, Спаситель был рожден в марте. С какой стати мы отмечаем день его появления на свет в декабре?

В аудитории воцарилось молчание.

– На двадцать пятое декабря, друзья мои, – улыбнулся Лэнгдон, – приходился древний языческий праздник, именовавшийся sol invictus, что на нашем языке означает «непобедимое солнце». И это, как вам, видимо, известно, – день зимнего солнцеворота, тот замечательный момент, когда солнце возвращается к нам и дни становятся длиннее. – Лэнгдон откусил от яблока кусок, прожевал его и продолжил: – Конкурирующие религии частенько присваивают существующие у противной стороны праздники, дабы облегчить переход к новой вере. Этот процесс, именуемый transmutatum, позволяет людям избежать потрясений при адаптации к новой для них религии. Верующие продолжают отмечать прежние праздники, возносить молитвы в знакомых местах и пользоваться привычными символами... они просто замещают одного бога другим.

Эти слова привели девицу в первом ряду в полную ярость.

– Вы хотите сказать, что христианство есть не что иное, как солнцепоклонство, но только в иной упаковке?!

– Вовсе нет. Христианство позаимствовало свои ритуалы не только у солнцепоклонников. Канонизация, например, отражает обряд рождения «новых богов», описанный древними авторами. Практика «съедения божества» – наше Святое причастие – встречается у ацтеков. Даже умирающий на кресте за наши грехи Христос – концепция, как утверждают некоторые исследователи, не только христианская. Согласно традициям ранних адептов Кецалькоатля[74 - Кецалькоатль (пестрый змей) – одно из главных божеств древних индейцев Центральной Америки.], юноша приносил себя в жертву, искупая грехи других членов общества.

– Но хоть что-нибудь в христианстве является оригинальным? – испепеляя профессора взглядом, спросила девица.

– В любой организованной религии оригинального крайне мало. Религии не рождаются на пустом месте. Они произрастают одна из другой. Современные верования являют собой своего рода коллаж... вобравший в себя все попытки человечества постичь суть божественного.

– Постойте, постойте! – возник окончательно проснувшийся мистер Хитцрот. – Я обнаружил в христианстве то, что является совершенно оригинальным. Как насчет изображения Бога? Христиане никогда не представляли Творца в виде ястреба или чудища, какими изображали своих божеств ацтеки. Одним словом, наш Создатель никогда не имел облика странного или ужасного. Напротив, он всегда представлялся благообразным старцем с седой бородой. Итак, образ нашего Бога есть явление оригинальное, не так ли?

– Когда недавно обращенные христиане отказывались от своих богов – языческих, греческих, римских или иных, – они постоянно задавали вопрос, как выглядит их новое верховное божество, – с улыбкой произнес Лэнгдон. – Церковь, со свойственной ей мудростью, избрала на эту роль одну из самых могущественных и почитаемых фигур... наиболее узнаваемое лицо в истории человечества.

– Старика с белой развевающейся бородой? – скептически спросил Хитцрот.

Лэнгдон показал на сонм древних богов, изображенных на прикрепленном к стене плакате. Во главе их восседал старец с белой, развевающейся по ветру бородой.

– А Зевс вам никого не напоминает? – спросил Лэнгдон.

Прозвучал звонок, и занятия на этом закончились.

– Добрый вечер, – произнес за его спиной мужской голос.

От неожиданности Лэнгдон едва не подпрыгнул. Голос вернул его назад в Пантеон. Оглянувшись, он увидел пожилого человека в синей сутане с красным крестом на груди. Продемонстрировав в улыбке не совсем здоровые зубы, человек спросил с сильным тосканским акцентом:

– Ведь вы же англичанин? Не так ли?

– Вообще-то нет, – почему-то смущенно ответил Лэнгдон. – Я американец.

Настала очередь смущаться незнакомцу.

– Простите меня ради Бога, – сказал он. – Вы так хорошо одеты, что я решил... Примите мои извинения.

– Чем могу вам помочь? – спросил Лэнгдон. Неожиданное появление служки испугало американца, и сердце его колотилось, никак не желая успокаиваться.

– Я надеялся, что это мне удастся вам помочь. Я выступаю здесь в качестве чичероне. – С гордостью указав на выданный городом официальный значок, он добавил: – Мой долг сделать так, чтобы ваше пребывание в Риме доставило вам максимальное удовольствие.