Она видела, что у всех этих стариков доброе сердце и никакой угрозы ей они не представляют. В эту ночь кардиналы уже насмотрелись на насилие. Члены конклава просто оказались в ловушке и смертельно испугались. Им было необходимо собраться с мыслями.

– Я не хочу, – сказал морщинистый кардинал, – чтобы мы совершили ошибку...

– В таком случае дайте ей уйти, – произнес чей-то глубокий голос. Слова прозвучали спокойно, но абсолютно уверенно. К Виттории подошел Роберт Лэнгдон и взял ее руку в свою. – Мисс Ветра и я немедленно покидаем капеллу.

Кардиналы начали неохотно расступаться.

– Постойте!

Мортати шел к ним по центральному проходу, оставив камерария в одиночестве у алтаря. Кардинал, казалось, постарел еще на несколько лет. Он выглядел значительно старше своего и так уже очень преклонного возраста. Священник шел медленно, сгорбившись под тяжким бременем позора. Подойдя к ним, он положил одну руку на плечо Лэнгдона, а другую – Виттории. Девушка сразу ощутила искренность этого прикосновения. Глаза старика были наполнены слезами.

– Конечно, вы можете уйти, – сказал Мортати. – Конечно... – повторил он и после короткой паузы произнес: – Я прошу лишь об одном... – Кардинал долго смотрел в пол, а затем, снова подняв глаза на Лэнгдона и Витторию, продолжил: – Позвольте мне сделать это. Я сейчас выйду на площадь и найду способ все им сказать. Пока не знаю как... но я все им скажу. Церковь должна сама покаяться в своих прегрешениях. Мы сами должны изобличить свои пороки.

Поворачиваясь к алтарю, Мортати печально сказал:

– Карло, ты поставил нашу церковь в критическое положение... – Он выдержал паузу, но продолжения не последовало.

В боковом проходе Сикстинской капеллы послышался шорох, а затем раздался звук захлопнувшейся двери.

Камерарий исчез.




Глава 134


Карло Вентреска шагал по коридору, и его белая мантия колыхалась в такт шагам. Швейцарские гвардейцы были безмерно удивлены, когда он, выйдя из Сикстинской капеллы без всякого сопровождения, сказал, что хочет некоторое время побыть в одиночестве. Гвардейцы повиновались и позволили ему удалиться.

Свернув за угол и оказавшись вне поля зрения швейцарцев, камерарий дал волю чувствам. Вряд ли кому-нибудь из живущих на земле людей довелось испытать то, что испытал он. Он отравил человека, которого называл «святой отец», человека, который обращался к нему со словами «сын мой». Карло всегда считал, что обращения «отец» и «сын» были всего лишь данью религиозной традиции, но теперь он узнал чудовищную правду. Слова эти имели буквальный смысл.

И сейчас, как и в ту роковую ночь две недели назад, камерарию казалось, что он в безумном бреду мчится сквозь тьму.

В то утро шел дождь. Кто-то из прислуги барабанил в дверь камерария, забывшегося прерывистым, неспокойным сном. «Папа, – сказал слуга, – не отвечает ни на стук в дверь, ни на телефонные звонки». Молодой служка явно был испуган. Камерарий был единственным человеком, которому дозволялось входить в покои папы без предварительного уведомления.

Камерарий вошел в спальню и нашел понтифика в том виде, в каком оставил его прошлым вечером. Святой отец лежал в постели, и его лицо, искаженное предсмертной судорогой, напоминало личину сатаны, а язык был черен, как сама смерть. Одним словом, в папской постели покоился сам дьявол.

Камерарий не испытывал никакого раскаяния. Он исполнил волю Творца.

Никто не заметит измены... пока. Истину все должны узнать позже.

Камерарий объявил страшную новость: его святейшество скончался от кровоизлияния в мозг. После этого Карло Вентреска стал готовиться к проведению конклава.


* * *

Мать Мария прошептала ему на ухо: «Никогда не нарушай данного Богу обета».

– Я слышу тебя, мама, – ответил он. – Наш мир погряз в безбожии. Человечество надо вернуть на путь веры. Ужас и надежда – наш единственный выход.

– Да, – сказала мама. – Если не ты... то кто? Кто выведет церковь из тьмы?

Ни один из preferiti на это не способен. Все они старцы... ходячие покойники... либералы, которые пойдут по стопам покойного папы. Они, подобно ему, обратятся лицом к науке и будут привлекать к себе новых сторонников, отказываясь от древних традиций. Эти старцы безнадежно отстали от жизни, но тем не менее делают вид, что шагают в ногу со временем. Эти их потуги вызывали только жалость. Они потерпят крах. Сила церкви не в ее трансформации, а в ее традициях. Весь мир меняется, но церковь ни в каких изменениях не нуждается. Ее задача – напоминать миру, что перемены не имеют никакого значения. Зло по-прежнему существует! Бог обязательно восторжествует!

Церкви нужен вождь! Старцы не способны зажечь в сердцах пламень веры! Это был способен сделать Иисус – молодой, полный энергии, сильный и... способный творить ЧУДЕСА.


* * *

– Спокойно пейте чай, – сказал камерарий четырем кардиналам, выходя из личной библиотеки папы. – Я скоро пришлю за вами проводника.

Preferiti рассыпались в благодарностях.