Он напрягал воображение, пытаясь представить интерьер церкви, но никаких работ Бернини вспомнить не мог, не говоря уж об убранстве, имевшем хотя бы отдаленное отношение к воде. Получившаяся на карте фигура также вызывала у него беспокойство. Ромб. Это не могло быть простым совпадением, и в то же время фигура не имела никакого внутреннего смысла. Воздушный змей? Может быть, он выбрал не ту точку? Может быть, он что-то упустил из виду?

Озарение пришло к нему через тридцать секунд. За всю свою научную карьеру Лэнгдон не испытывал подобного счастья, получив ответ на мучивший его вопрос.

Гениальность иллюминатов, казалось, не имела пределов.

Фигура, которую он искал, вовсе не должна была походить на ромб. Ромб образовывался лишь в том случае, когда соединялись смежные точки. Иллюминаты же верили в противоположность! Когда Лэнгдон проводил линии между противолежащими точками, пальцы его дрожали. Теперь на карте появилась крестообразная фигура. Так, значит, это крест! Четыре элемента стихии предстали перед его взором... образовав огромный, простирающийся через весь город крест.

Он в изумлении смотрел на карту, а в его памяти снова всплыла строка: «И ангелы чрез Рим тебе укажут путь...»

...Чрез Рим...

Туман наконец начал рассеиваться. Теперь он знал, как расположены все алтари науки. В форме креста! Один против другого – через весь Рим. И в этом был еще один тайный ключ к разгадке.

Крестообразное расположение вех на Пути просвещения отражало важную черту иллюминатов. А именно их дуализм. Это был религиозный символ, созданный из элементов науки. Путь просвещения Галилея был данью почтения как науке, так и Богу.

После этого все остальные детали головоломки встали на свои места.

Пьяцца Навона.

В самом центре площади, неподалеку от церкви Святой Агнессы на Арене, Бернини создал один из самых знаменитых своих шедевров. Каждый, кто приезжал в Рим, считал своим долгом его увидеть.

Фонтан «Четыре реки»!

Творение Бернини было абсолютным проявлением почтения к воде. Скульптор прославлял четыре самые крупные реки известного в то время мира – Нил, Ганг, Дунай и Ла-Плату[84 - Ла-Плата – залив-эстуарий р. Парана. На берегах Ла-Платы стоят города Буэнос-Айрес и Монтевидео.].

«Вода, – думал Лэнгдон, – последняя веха. И эта веха – само совершенство».

Кроме того, шедевр Бернини украшал высокий обелиск подобно тому как вишенка украшает пышный сливочный торт.


* * *

Лэнгдон через всю церковь побежал к безжизненному телу Оливетти. Ничего не понимающие пожарные потянулись за ним следом.

«Десять тридцать одна, – думал он. – У меня еще масса времени». Лэнгдон понимал, что первый раз за день играет на опережение.

Присев рядом с телом (от посторонних взглядов его скрывал ряд скамей), он изъял у покойника полуавтоматический пистолет и портативную рацию. Ученый понимал, что ему придется вызывать подмогу, но церковь была для этого неподходящим местом. Местонахождение последнего алтаря науки пока должно оставаться тайной. Автомобили прессы и ревущие сирены пожарных машин, мчащихся к пьяцца Навона, делу не помогут.

Не говоря ни слова, Лэнгдон выскользнул из церкви и обошел стороной журналистов, пытавшихся всем гуртом проникнуть в храм. Перейдя на противоположную сторону площади, в тень домов, он включил рацию, чтобы связаться с Ватиканом. Ничего, кроме шума помех, американец не услышал. Это означало, что он или оказался вне зоны приема, или для того, чтобы включить рацию, следовало набрать специальный код. Лэнгдон покрутил какие-то диски, надавил на какие-то кнопки, но ничего путного из этого не вышло. Он огляделся по сторонам в поисках уличного таксофона. Такового поблизости не оказалось. Впрочем, это не имело значения. Связи с Ватиканом все равно не было.

Он остался совсем один.

Ощущая, как постепенно исчезает его уверенность, Лэнгдон задержался на миг, чтобы оценить свое жалкое состояние. С головы до ног его покрывала костная пыль. Руки и лицо были в порезах. Сил не осталось. И кроме того, ему страшно хотелось есть.

Ученый оглянулся на церковь. Над куполом храма в свете юпитеров журналистов и пожарных машин вился легкий дымок. Он подумал, не стоит ли вернуться, чтобы попросить помощи, но интуиция подсказывала ему, что помощь людей без специальной подготовки может оказаться лишь дополнительной обузой. Если ассасин увидит их на подходе... Он подумал о Виттории, зная, что это будет его последняя возможность встретиться лицом к лицу с ее похитителем.

Пьяцца Навона. У него еще оставалась масса времени, чтобы добраться туда и организовать засаду. Он поискал глазами такси, но площадь и все прилегающие к ней улицы были практически пусты. Даже водители такси, похоже, бросили дела, чтобы уткнуться в телевизор. От пьяцца Навона Лэнгдона отделяла всего лишь миля, но у ученого не было ни малейшего желания тратить драгоценную энергию, добираясь туда пешком. Он снова посмотрел на церковь, размышляя, нельзя ли позаимствовать у кого-нибудь средство передвижения.

«Пожарный автомобиль? Микроавтобус прессы? Кончай шутить, Роберт!»

Время терять было нельзя.