Без ограничения нет побуждения (в трансцендентном смысле): без побуждения нет рефлексии (переход к трансцендентальному): без рефлексии нет побуждения, нет ограничения и ограничивающего и т.д. (в трансцендентальном смысле): так идет круговое движение функций Я и внутренне связное взаимодействие с самим собою. 3. Равным образом здесь становится совершенно ясно, что называется идеальной деятельностью, что именуется реальной деятельностью, как они должны быть различаемы и где проходит граница между ними. Первоначальное стремление Я, будучи рассматриваемо как побуждение, – как побуждение, имеющее свое основание исключительно только в Я, – одновременно и идеально и реально. Направление тут взято – на само Я: оно стремится благодаря своей собственной силе; и в то же время – на нечто вне Я: но тут нет ничего подлежащего различению. Через ограничение, посредством которого снимается лишь направление на внешнее, а не направление вовнутрь, такая первоначальная сила как бы подразделяется; и остающаяся сила, возвращающаяся в само Я, есть сила идеальная. Реальная сила будет тоже в свое время положена. И вот здесь снова сказывается со всей своей очевидностью положение: без идеальности нет реальности, и наоборот. 4. Идеальная деятельность, как то скоро окажется, есть деятельность представляющая. Поэтому отношение к ней побуждения нужно назвать побуждением к представлению. Это побуждение является, стало быть, первым и высшим проявлением побуждения, и через него только Я становится интеллигенцией. И так именно должно было непременно обстоять дело, раз только какое-нибудь другое побуждение должно было достигнуть сознания и иметь место в Я как Я. 5. Точно так же отсюда явственнейшим образом следует подчинение теории практическому; отсюда следует, что все теоретические законы основываются на практических, а так как практический закон может быть только один, то на одном и том же законе; отсюда – законченнейшая система во всем существе; отсюда следует, что если бы побуждение могло само себя возвышать, то благодаря этому происходило бы и возвышение постижения, и наоборот; следует абсолютная свобода рефлексии и отвлечения также и в теоретическом отношении и возможность, сообразно долгу, направлять свое внимание на что-либо и отвлекать его от чего-нибудь другого, без чего не была бы возможна никакая мораль. Таким образом, разрушается до основания тот фатализм, который основывается на убеждении, будто наше действование и воление зависит от системы наших представлений; ибо здесь устанавливается, что, напротив того, система наших представлений зависит от нашего побуждения и нашей воли; и это ведь единственный способ основательно опровергнуть фатализм. Словом, благодаря этой системе во всего человека вносится единство и связь, которых недостает стольким системам.)

III
Но в этой рефлексии над самим собою Я как таковое не может дойти до сознания себя, так как оно никогда не сознает непосредственно своего действования. Тем не менее оно налично теперь как Я; само собою разумеется, для некоторого возможного наблюдателя; и тут проходит та граница, где Я как нечто живое отличает себя от безжизненного тела, в котором, разумеется, тоже может быть налично некоторое побуждение. Есть нечто такое, для чего нечто может существовать, хотя само для себя оно еще и не существует. Но для него наличной необходимостью является некоторая внутренняя побудительная сила, которая, однако, так как тут невозможно никакое сознание Я, следовательно, и никакое отношение к нему, только чувствуется, состояние, которого, конечно, нельзя описать, но которое зато можно почувствовать и в отношении которого каждый должен быть отсылаем неизбежно к своему собственному самочувствию. (Философ не должен отсылать каждого к собственному самочувствию в отношении факта (dab) (ибо этот последний должен быть при предположении Я непременно строго доказан), а только в отношении содержания, что (was) этого факта. Постулировать наличность некоторого определенного чувства – значит поступать неосновательно. В дальнейшем, конечно, можно будет сделать и это чувство доступным познанию, но не через него самого, а через его последствия.)

Здесь, как мы сказали выше, живое отделяется от безжизненного. Чувство силы есть принцип всякой жизни, есть переход от смерти к жизни. При этом если в наличности имеется только оно одно, то жизнь остается, разумеется, еще в высшей степени неполной; но все же она уже отграничена от мертвой материи.

IV

Эта сила чувствуется как нечто побуждающее: Я чувствует себя побужденным, как было сказано, и притом – побужденным выйти за свои собственные пределы. (Откуда берется это выйти, это за свои пределы, пока еще нельзя понять, но сейчас это станет ясно.)

Совершенно так же, как было выше, это побуждение с необходимостью должно оказывать такое воздействие, какое оно может. Реальную деятельность оно не определяет, то есть при этом не возникает никакого причинного воздействия на Не-Я. Идеальную же деятельность, зависящую исключительно лишь от самого Я, оно в состоянии определять и должно непременно определять, поскольку оно являет собою некоторое побуждение.