Но такое определение стало возможным только потому, что в противоположном созерцающем должно было быть определено некоторое страдание. Без страдания в созерцающем нет первоначальной и в себя самое возвращающейся деятельности в объекте как мыслимой деятельности. Без такой деятельности в объекте нет страдания в созерцающем. Но такое взаимоопределение есть, согласно вышеприведенному объяснению, взаимоопределение через действенность. Стало быть, объект мыслится как причина некоторого страдания в созерцающем, как его действия. Внутренняя деятельность объекта, которою он определяет себя к действенности, есть нечто чисто мысленное (некоторый ноумен, если подвести под эту деятельность при помощи силы воображения некоторый субстрат, как то и нужно сделать).

VIII
Деятельность самоопределения к определению некоторого определенного объекта должна быть определяема далее: ибо и теперь еще мы не нашли твердой точки опоры. Но она (деятельность самоопределения) определяется через посредство такой деятельности созерцающего, которая не определяет никакого объекта как нечто определенное (=A), которая не направляется ни на какой определенный объект (стало быть, например, на объект вообще как только объект).

Такой деятельности должно было бы быть возможно через посредство самоопределения дать себе в качестве объекта A или -A. Она была бы поэтому по отношению к A или -A совершенно неопределенной или свободной, – свободной рефлектировать над A или же от него отвлекаться.

Подобная деятельность должна прежде всего стать созерцаемой посредством способности воображения; но так как она колеблется в середине между противоположностями, между схватыванием и несхватыванием A, она должна быть созерцаема также и как способность воображения, то есть в присущей ей свободе колебаться от одного к другому (совершенно также, как если бы мы смотрели на закон, о котором мы здесь, конечно, пока еще ничего не знаем, как на своего рода совещание духа с самим собою). Однако же, так как посредством этой деятельности одно из обоих, A или же -A, необходимо должно быть утверждено (так как через ее посредство A должно быть полагаемо как нечто подлежащее рефлексии или же как нечто такое, от чего надлежит отвлечься), то она должна с необходимостью быть постольку созерцаема также и как рассудок. Будучи снова объединены через новое созерцание и закреплены в рассудке, они образуют то, что называется способностью суждения [18]. Сила суждения есть свободная до сих пор способность рефлектировать над объектами, уже положенными в рассудке, или же отвлекаться от них и полагать их в рассудке при дальнейшем определении, согласно этой рефлексии или этому отвлечению.

Обе деятельности – чистый рассудок как таковой и способность суждения как таковая – должны, в свою очередь, взаимно определять друг друга. 1. Рассудок определяет способность суждения. Он содержит уже в себе те объекты, от которых способность суждения отвлекается или над которыми она рефлектирует, и является, таким образом, условием возможности способности суждения вообще. 2. Способность суждения определяет рассудок; она определяет для него объект вообще как объект. Без нее вообще не может быть осуществлена рефлексия; в ее отсутствие, следовательно, в рассудке нет ничего закрепленного; последнее полагается впервые через рефлексию и в целях рефлексии; следовательно, нет вообще никакого рассудка; и таким образом способность суждения, в свою очередь, является условием возможности рассудка. 3. Обе способности оказываются благодаря этому определяющими друг друга взаимно. Если нет ничего в рассудке, то нет и способности суждения; если нет способности суждения, то нет ничего и в рассудке для рассудка, нет мышления о мысленном как таковом.

В силу взаимоопределения таким путем получает определение также и объект. Мысленное как объект мышления, стало быть, постольку как страдающее определяется посредством некоторого не-мысленного, следовательно, через посредство чего-то только мыслимого (которое должно иметь основание своей мыслимости в себе самом, а не в мыслящем, следовательно, должно быть постольку деятельным, принуждая тем мыслящее по отношению к нему быть страдающим). То и другое – и мысленное и мыслимое – определяются, таким образом, взаимно друг другом: 1. Все мысленное мыслимо. 2. Все мыслимое мыслится как мыслимое и мыслимо лишь постольку, поскольку оно будет мыслиться как таковое. Без мыслимого нет мысленного; без мысленного нет мыслимого. Мыслимое и мыслимость как таковые суть чистые предметы силы суждения.

Только то, что признано за мыслимое, может быть помыслено как причина созерцания. Мыслящее должно определять себя самого к тому, чтобы мыслить нечто как мыслимое; и постольку мыслимое было бы страдательно; но, в свою очередь, мыслимое должно определять себя самого к тому, чтобы быть мыслимым; и постольку страдающим было бы мыслящее. Этим опять вводится некоторое взаимодействие между мыслящим и мысленным в мышлении; следовательно, и тут нет никакой твердой точки опоры для определения, и мы должны продолжать далее определение судящего.