Вместе с тем, таким образом, в нас производится эксперимент над удивительной способностью продуктивной силы воображения, каковая способность получит в скором времени свое объяснение, без которой в человеческом духе ничего нельзя объяснить и на которой легко может быть основан весь механизм человеческого духа.


Получившая только что объяснение деятельность определяет объясненную нами взаимосмену. Это может означать, что встреча взаимочленов как таковых обусловливается некоторой абсолютной деятельностью Я, благодаря которой это Я и противополагает и объединяет объективное и субъективное. Только в Я и единственно лишь в силу такого действия Я они становятся взаимочленами; только в Я и благодаря такому действию Я они встречаются друг с другом.
Ясно, что установленное положение имеет идеалистический смысл. Если признавать установленную здесь деятельность исчерпывающей сущность Я, поскольку это последнее является интеллигенцией, как то возможно, конечно, лишь при наличии некоторых ограничений, то процесс представления заключается в том, что Я полагает нечто субъективное и противополагает этому субъективному нечто другое как объективное, и т.д.; и таким образом мы имеем перед собой начало для некоторого ряда представлений в эмпирическом сознании. Выше был установлен закон опосредствованности полагания, согласно которому ничто объективное не может быть полагаемо без того, чтобы при этом не уничтожалось субъективное, и наоборот, – что, разумеется, и в данном случае сохраняет свою силу; и отсюда должна была бы объясняться взаимосмена представлений. Теперь к этому присоединяется определение, что оба они – субъективное и объективное – должны быть синтетически объединены, должны полагаться одним и тем же актом Я; и этим должно бы объясняться единство того, в чем состоит взаимосмена при противоположении взаимочленов, – единство, которого нельзя было бы объяснить при помощи одного только закона опосредованности. Таким образом, мы имели бы некоторую интеллигенцию со всеми возможными ее определениями единственно и только посредством абсолютной самопроизвольности. Я было бы в таком случае или полагало бы себя таким, каким полагало себя, и в силу того, что полагало бы себя таким. Однако, как бы далеко ни идти в таком направлении, в конце концов все же придется натолкнуться на нечто, в Я уже наличное, в чем один из моментов будет определяться как нечто субъективное, а другой момент противополагаться ему как нечто объективное. Правда, наличность того, что должно быть субъективно, может быть объяснена из полагания Я непосредственно самим собою; но этого нельзя достигнуть по отношению к наличности того, что должно быть объективно; ибо это последнее не полагается одним только полаганием Я. Таким образом, установленное положение не вполне объясняет то, что подлежит объяснению.


Что взаимосмена определяет деятельность, значило бы, что хоть противоположение и объединение деятельностью Я возможны и не в силу реальной наличности противоположностей, они возможны все же в силу их простой встречи и соприкосновения в сознании, как это только что было объяснено: эта встреча является условием такой деятельности. Все дело только в том, чтобы правильно понять это.
Против установленного идеалистического объяснения только что было сделано следующее напоминание: если в Я нечто определяет как субъективное, нечто же другое благодаря этому определению исключается из сферы Я как объективное, то должно быть показано, как может это последнее, подлежащее исключению, все же быть налично в Я; и вот, согласно вышеприведенной дедукции, объяснить этого нельзя. Такое возражение устраняется в пределах настоящего положения следующим образом: подлежащее исключению объективное совсем не должно непременно быть в наличности; достаточно только одного того, чтобы для Я существовал, так сказать, некоторого рода толчок (Anstoss) [15]; то есть субъективное в силу какого-нибудь, но только вне деятельности Я лежащего, основания должно быть лишено возможности дальнейшего распространения. Ведь в подобной невозможности распространения состояла бы описанная выше чистая взаимосмена, или же чистое воздействие; эта взаимосмена не ограничивала бы Я действенным образом, а вменяла бы ему задачу самоограничения. Всякое же ограничение совершается через противоположение; потому, чтобы выполнить такую задачу, Я должно было бы противопоставить подлежащему ограничению субъективному нечто объективное, а затем синтетически соединить их, как то только что было показано; и таким образом оказалось бы возможным вывести все представление целиком. Подобное объяснение, как то сразу же бросается в глаза, реалистично; только в основании его лежит реализм гораздо более отвлеченный, чем все ранее установленные формы его; а именно: в нем принимается не какое-либо вне Я существующее Не-Я, а равно и не какое-либо в Я наличное определение, а лишь задача некоторого определения, долженствующего быть предпринятым этим Я в самом себе, или же голая определимость Я.

Можно было бы на мгновение остановиться на мысли, что эта задача определения сама есть тоже некоторое определение и что настоящее рассуждение в таком случае ничем не отличается от вышеустановленного количественного реализма, который принимает наличность некоторого определения.