С внутренним созерцанием дело обстоит точно так же" (Кант И. Соч. Т. 3. С. 148-149); мы же, наоборот, будем доказывать идеальность времени и пространства из доказанной идеальности объектов. Он нуждается в идеальных объектах для того, чтобы заполнить время и пространство; мы же нуждаемся во времени и пространстве для того, чтобы поместить идеальные объекты. Поэтому наш идеализм, который, однако, отнюдь не догматичен, а критичен, идет несколько дальше его идеализма. Здесь не место ни показывать, что Кант прекрасно знал также и то, чего он не говорил (что можно, впрочем, показать с полнейшей очевидностью), ни указывать те основания, почему он и не мог и не хотел сказать всего, что знал. Установленные здесь и еще подлежащие установлению в дальнейшем принципы, очевидно, лежат в основе его принципов, как в том может убедиться каждый, кто пожелает освоиться с духом его философии (которая ведь должна была иметь дух). Что он в своих критиках хочет создать не науку, а только пропедевтику к ней, об этом он сам неоднократно говорил (...он [Кант]... хочет создать не науку, а только пропедевтику к ней... – В "Критике чистого разума" Кант так поясняет свою точку зрения: "Органоном чистого разума должна быть совокупность тех принципов, на основе которых можно приобрести и действительно осуществить все чистые априорные знания. Полное применение такого органона дало бы систему чистого разума. Но так как это значило бы требовать слишком многого (в русском издании не совсем точно: "так как эта система крайне желательна". – П.Г.) и еще неизвестно, возможно ли и здесь вообще какое-нибудь расширение нашего знания и в каких случаях оно возможно, то мы можем назвать науку, лишь рассматривающую чистый разум, его источники и границы, пропедевтикой к системе чистого разума. Такая пропедевтика должна называться не учением, а только критикой чистого разума, и польза ее по отношению к спекуляции в самом деле может быть только негативной; она может служить не для расширения, а только для очищения нашего разума и освобождения его от заблуждений, что уже представляет собой значительную выгоду" (Кант И. Соч. Т. 3. С. 120 – 121). Тем не менее заявление Фихте о том, что он (Фихте) создает ту самую науку философии, к которой Кант подготовил только пропедевтику, вызвало раздражение Канта и довольно резкую оценку наукоучения (см. примеч. 4 к работе Фихте "Ясное, как солнце"). Поэтому трудно понять, почему его поклонники не хотят ему поверить только в этом.

От описанного только что количественного идеализма установленный теперь реализм отличается тем, что, хоть они оба и принимают некоторую конечность Я, первый из них принимает при этом лишь просто полагаемую его конечность, второй же – случайную, которая, однако, тоже не поддается дальнейшему объяснению. Количественный реализм отменяет качественный как необоснованный и излишний тем самым, что он и без него, – правда, впадая в ту же ошибку, – вполне объясняет то, что должно быть им объяснено: наличность некоторого объекта в сознании. Впадая в ту же ошибку, – говорю я. А именно, он совершенно не в состоянии объяснить того, как может некоторое реальное определение стать идеальным, как может некоторое само по себе наличное определение стать определением для полагающего Я. Разумеется, теперь показано уже, как через существенную противоположенность определяется и обосновывается опосредствованность полагания.

Но чем же обосновывается полагание вообще? Если полагание должно произойти, то оно может быть осуществлено, разумеется, только опосредованно; но ведь полагание само по себе является абсолютным действием Я, в этой своей функции совершенно неопределенного и неопределимого. Следовательно, данная система несет на себе гнет уже не раз отмечавшейся выше невозможности перехода от ограниченного к безграничному. Количественному идеализму не приходится бороться с этой трудностью, ибо он вообще уничтожает переход; но зато он сам уничтожается тем очевидным противоречием, что просто полагает нечто конечное. Надо надеяться, что наше исследование пойдет именно тем путем, который указан выше, и что благодаря синтетическому объединению обоих синтезов критический количественный идеализм выступит как средний путь между объяснениями обоего рода.


Опосредствованность полагания и существенное противобытие определяют друг друга взаимно; они заполняют одну и ту же сферу и поэтому суть одно. Сразу же ясно, как нужно мыслить это для того, чтобы оно вообще было мыслимо как возможное; а именно: бытие и положенность, идеальное и реальное отношение, противополагание и противоположенность должны быть одним и тем же. Далее, сразу же ясно, при каком условии это возможно; а именно: если полагаемое в отношении и полагающее суть одно и то же, то есть если полагаемое в отношении есть Я, Я должно находиться с каким-либо X, который постольку с необходимостью должен стать некоторым Не-Я, в таком отношении, что он будет полагаться лишь через посредство неположенности другого, и наоборот. Я же, поскольку оно есть действительно некоторое Я, находится в некотором определенном отношении лишь постольку, поскольку оно полагает себя как стоящее в этом отношении.