Скачать 106.96 Кбайт
Дьявол и сеньорита Прим.
Очень может быть, что он, добившись своей цели, решит исчезнуть из города.
– Он же не сумасшедший?
– Сумасшедший.
Хозяйка гостиницы сочла, что это – удачная мысль. Она поднялась в номер чужестранца и спустя несколько минут вернулась:
– Согласился. Сказал, что золото спрятано в лесу и что завтра он принесет его сюда.
– Тогда я сегодня, наверное, не нужна?
– Нет, нужна. Ты обязана выполнять условия своего контракта.
Хозяйка гостиницы не знала, как сообщить девушке подробности происходившего в ризнице разговора, но ей важно было видеть реакцию Шанталь.
– Я просто пришиблена всем этим, – сказала она. – Хоть и понимаю, что тут надо семь раз отмерить...
– Пусть отмеряют не семь, а семьсот раз – все равно им не хватит храбрости отрезать.
– Может быть, – ответила хозяйка. – Но если бы все же решились, что бы ты сделала?
Она явно хотела знать, как отзовется на это Шанталь, и та поняла, что чужестранец был гораздо ближе к истине, чем она, столько лет прожившая в Вискосе. Собрание на площади! Как жаль, что виселицу снесли.
– Так что бы ты сделала? – продолжала допытываться хозяйка.
– Я не стану вам отвечать на этот вопрос, – сказала Шанталь, хотя совершенно точно знала, что сделала бы. – Скажу лишь, что Зло никогда не приведет за собой Добро. Сегодня днем я убедилась в этом на собственном опыте.
Хозяйка гостиницы, возмутившись в душе таким неуважительным к себе отношением, благоразумно сочла за лучшее не затевать спор, не ссориться с Шанталь – это сулило в будущем большие неприятности. Под тем предлогом, что ей надо подсчитать сегодняшнюю выручку (предлог, как она тотчас поняла, был совершенно нелепый, поскольку в гостинице находился лишь один постоялец), она удалилась, оставив Шанталь одну в баре. Душа ее была спокойна – сеньорита Прим не обнаружила никакого стремления взбунтоваться даже после того, как хозяйка сказала ей о сегодняшнем собрании на площади, намекнув тем самым, что дела в Вискосе пойдут по-другому. Что ж, этой девице тоже нужны деньги, и немалые – у нее вся жизнь впереди, и наверняка она захочет последовать примеру своих сверстниц и подруг детства, которые давно покинули Вискос.
Так что если помощи от Шанталь ждать не приходится, то и мешать она, по крайней мере, не будет.
* * *
После скудного ужина священник в одиночестве уселся на скамью в церкви. Он ждал мэра, который должен был прийти через несколько минут.
Священник оглядывал облупившиеся стены, алтарь, где не было ни одного мало-мальски приличного произведения искусства и где висели дешевые репродукции с изображений святых, в давние времена обитавших в здешних краях. Народ в Вискосе никогда не отличался религиозным пылом, несмотря на то, что именно святому Савинию обязан был город своим возрождением. Но люди забыли об этом, предпочитая вспоминать Ахава, кельтов, тысячелетние крестьянские суеверия и вроде бы не сознавая, что для избавления достаточно всего-навсего признать Иисуса единственным Спасителем человечества.
Несколько часов назад священник сам вызвался стать мучеником. Это был рискованный ход, но он не намерен был отступать и отказываться от своей жертвы, если бы только люди не были столь легкомысленны и если бы ими нельзя было манипулировать с такой легкостью.
"Это неправда. Они легкомысленны, но манипулировать ими вовсе не так уж легко", – возразил он сам себе. Молчанием или искусными речами люди заставили его произнести то, что хотели услышать: жертвоприношение не будет напрасным, жертва послужит спасению, упадок сменится расцветом. Он притворился тогда, что согласен, чтобы люди использовали его, но в то, что говорил, верил сам.
Священнослужение было истинным его призванием, и он рано вступил на эту стезю. В двадцать один год он был уже рукоположен в сан и вскоре прославился даром слова и умением управлять своим приходом. Он молился ночами напролет, ухаживал за больными, посещал арестантов, кормил голодных – действовал в точном соответствии с текстами Священного Писания. И постепенно стал известен по всей округе, и рассказы о нем достигли ушей епископа, человека мудрого и справедливого.
Вместе с другими молодыми священниками его пригласили к епископу на ужин. За столом обсуждали разные темы, а под конец престарелый, с трудом передвигавшийся епископ поднялся и стал обходить гостей, предлагая каждому из них воды. Все отказались, и только он попросил наполнить стакан до краев.
Тогда один из приглашенных произнес тихо, но так, чтобы его мог слышать епископ:
– Мы все отказались от воды, сочтя себя недостойными принять ее из рук этого святого человека. Лишь один из нас не понимает, на какую жертву идет глава нашей епархии, обходя стол с этой тяжелой бутылью.
Вернувшись на место, епископ произнес:
– Вы, считающие себя праведниками, не унизились до того, чтобы принять от меня дар, и тем самым лишили меня той отрады, которую приносит дарение. Только один человек позволил Добру проявиться.
И тотчас вверил его пастырскому попечению самый важный приход.
– Он же не сумасшедший?
– Сумасшедший.
Хозяйка гостиницы сочла, что это – удачная мысль. Она поднялась в номер чужестранца и спустя несколько минут вернулась:
– Согласился. Сказал, что золото спрятано в лесу и что завтра он принесет его сюда.
– Тогда я сегодня, наверное, не нужна?
– Нет, нужна. Ты обязана выполнять условия своего контракта.
Хозяйка гостиницы не знала, как сообщить девушке подробности происходившего в ризнице разговора, но ей важно было видеть реакцию Шанталь.
– Я просто пришиблена всем этим, – сказала она. – Хоть и понимаю, что тут надо семь раз отмерить...
– Пусть отмеряют не семь, а семьсот раз – все равно им не хватит храбрости отрезать.
– Может быть, – ответила хозяйка. – Но если бы все же решились, что бы ты сделала?
Она явно хотела знать, как отзовется на это Шанталь, и та поняла, что чужестранец был гораздо ближе к истине, чем она, столько лет прожившая в Вискосе. Собрание на площади! Как жаль, что виселицу снесли.
– Так что бы ты сделала? – продолжала допытываться хозяйка.
– Я не стану вам отвечать на этот вопрос, – сказала Шанталь, хотя совершенно точно знала, что сделала бы. – Скажу лишь, что Зло никогда не приведет за собой Добро. Сегодня днем я убедилась в этом на собственном опыте.
Хозяйка гостиницы, возмутившись в душе таким неуважительным к себе отношением, благоразумно сочла за лучшее не затевать спор, не ссориться с Шанталь – это сулило в будущем большие неприятности. Под тем предлогом, что ей надо подсчитать сегодняшнюю выручку (предлог, как она тотчас поняла, был совершенно нелепый, поскольку в гостинице находился лишь один постоялец), она удалилась, оставив Шанталь одну в баре. Душа ее была спокойна – сеньорита Прим не обнаружила никакого стремления взбунтоваться даже после того, как хозяйка сказала ей о сегодняшнем собрании на площади, намекнув тем самым, что дела в Вискосе пойдут по-другому. Что ж, этой девице тоже нужны деньги, и немалые – у нее вся жизнь впереди, и наверняка она захочет последовать примеру своих сверстниц и подруг детства, которые давно покинули Вискос.
Так что если помощи от Шанталь ждать не приходится, то и мешать она, по крайней мере, не будет.
* * *
После скудного ужина священник в одиночестве уселся на скамью в церкви. Он ждал мэра, который должен был прийти через несколько минут.
Священник оглядывал облупившиеся стены, алтарь, где не было ни одного мало-мальски приличного произведения искусства и где висели дешевые репродукции с изображений святых, в давние времена обитавших в здешних краях. Народ в Вискосе никогда не отличался религиозным пылом, несмотря на то, что именно святому Савинию обязан был город своим возрождением. Но люди забыли об этом, предпочитая вспоминать Ахава, кельтов, тысячелетние крестьянские суеверия и вроде бы не сознавая, что для избавления достаточно всего-навсего признать Иисуса единственным Спасителем человечества.
Несколько часов назад священник сам вызвался стать мучеником. Это был рискованный ход, но он не намерен был отступать и отказываться от своей жертвы, если бы только люди не были столь легкомысленны и если бы ими нельзя было манипулировать с такой легкостью.
"Это неправда. Они легкомысленны, но манипулировать ими вовсе не так уж легко", – возразил он сам себе. Молчанием или искусными речами люди заставили его произнести то, что хотели услышать: жертвоприношение не будет напрасным, жертва послужит спасению, упадок сменится расцветом. Он притворился тогда, что согласен, чтобы люди использовали его, но в то, что говорил, верил сам.
Священнослужение было истинным его призванием, и он рано вступил на эту стезю. В двадцать один год он был уже рукоположен в сан и вскоре прославился даром слова и умением управлять своим приходом. Он молился ночами напролет, ухаживал за больными, посещал арестантов, кормил голодных – действовал в точном соответствии с текстами Священного Писания. И постепенно стал известен по всей округе, и рассказы о нем достигли ушей епископа, человека мудрого и справедливого.
Вместе с другими молодыми священниками его пригласили к епископу на ужин. За столом обсуждали разные темы, а под конец престарелый, с трудом передвигавшийся епископ поднялся и стал обходить гостей, предлагая каждому из них воды. Все отказались, и только он попросил наполнить стакан до краев.
Тогда один из приглашенных произнес тихо, но так, чтобы его мог слышать епископ:
– Мы все отказались от воды, сочтя себя недостойными принять ее из рук этого святого человека. Лишь один из нас не понимает, на какую жертву идет глава нашей епархии, обходя стол с этой тяжелой бутылью.
Вернувшись на место, епископ произнес:
– Вы, считающие себя праведниками, не унизились до того, чтобы принять от меня дар, и тем самым лишили меня той отрады, которую приносит дарение. Только один человек позволил Добру проявиться.
И тотчас вверил его пастырскому попечению самый важный приход.
|
|