В христианском вероучении описывается место, где слышатся плач и скрежет зубовный.

В иудаизме – подземная пещера, где места хватит лишь для определенного числа душ: в тот день, когда ад переполнится, наступит конец света.

Ислам толкует ад как огонь, который пожирает всех, "если только Всевышний не захочет поступить иначе".

Для индуистов ад никогда не был местом вечного мучения, поскольку приверженцы этой религии верят, что по прошествии определенного времени душа перевоплотится, чтобы искупить свои грехи там же, где они были совершены, – то есть на этом свете. Тем не менее и в этой религии существует 21 вид загробных мучений, каждому из которых отведено определенное место в так называемых "подземных краях".

Буддисты также различают виды наказаний, которым может подвергнуться душа в загробном мире: восемь адов огненных и восемь ледяных, а сверх того – некое царство, где грешник не чувствует ни жары, ни холода, но обречен вечно испытывать голод и жажду.

Однако по изобретательности никто не может сравниться с китайцами; они – не в пример прочим, помещавшим ад под землю, – считают, что души грешников отправляются на гору, называемую Малой Железной Изгородью и окруженную другой, Большой Железной Изгородью. Между ними и располагаются друг над другом восемь больших адов, каждый из которых управляет шестнадцатью малыми, а те, в свой черед, десятью миллионами подчиненных им. Китайцы также считают, что легионы демонов и чертей состоят из грешников, уже отбывших срок своего наказания.

Вот и получается, что только они, китайцы, убедительно объясняют происхождение и природу дьяволов – на собственной шкуре испытав, что такое зло, они стремятся перенести его на других, создавая вечный цикл возмездия.

"Вероятно, то же самое происходит и со мной", – сказал сам себе чужестранец, припомнив слова Шанталь. Услышал их и дьявол, а услышав, осознал, что лишился части с таким трудом завоеванной территории. Вернуть ее можно было лишь одним способом – не допускать, чтобы в душе чужестранца возникало сомнение.

"Да, ты сомневаешься, – сказал он. – Но ужас остается. История о виселице очень хороша и прекрасно все объясняет: люди добродетельны потому, что существует ужас. Но по самой сути своей они отягощены злом, и все они – мои потомки".

Чужестранец дрожал от холода, но все не решался закрыть окно.

– Боже, я не заслужил того, что случилось со мной. Если Ты сотворил это со мной, я могу сделать то же самое с другими людьми. Это будет справедливо.

Дьявол испугался, но промолчал, поскольку не хотел показать, что и сам испытывает ужас. Его подопечный богохульствовал и оправдывал свои деяния, но впервые за два года услышал дьявол, как тот обращается к небесам.

Дурной знак.




* * *


"Добрый знак", – такова была первая мысль Шанталь, когда она услышала гудок подъехавшего хлебного фургона. Жизнь в Вискосе шла по раз и навсегда заведенному распорядку: люди выходили из дому, покупали хлеб, и впереди у них еще суббота и воскресенье, в течение которых они будут обсуждать безумное предложение чужестранца, а потом, в понедельник, – не без угрызений совести – соберутся посмотреть, как он покидает их город. И вот тогда она, Шанталь, и поведает своим землякам, какое пари заключила и выиграла. Она оповестит их о том, что они одержали верх в этой битве и разбогатели.

Нет, ее, конечно, не причислят к лику святых, как Савиния, но на протяжении многих и многих десятилетий будут жители Вискоса вспоминать ее – ту, кто избавил город от второго пришествия Зла; может быть, о ней сложат легенды; может быть, будущие горожане расскажут детям, что вот жила-была такая Шанталь, и была она хорошенькая, а вот поди ж ты – единственная из всей городской молодежи – не уехала из Вискоса, ибо сознавала – ей предстоит исполнить свое предназначение. Пожилые богомолки поставят свечку за упокой ее души, юноши затоскуют по этой героине, увидеть которую им будет не дано.

Шанталь, преисполнившись гордости, вдруг вспомнила, что надо держать язык за зубами и не сболтнуть ненароком о принадлежащем ей слитке, а то ведь в конце концов ее убедят, что, если она не разделит и свою долю между всеми горожанами, ее никак нельзя будет счесть святой.

Что ж, она на свой манер помогает чужестранцу спасти душу, и это ей зачтется перед Богом, когда придет час держать ответ за все, что сделала она в жизни. Впрочем, судьба чужестранца не слишком ее занимала, и мечтала она только о том, чтобы поскорее пролетели эти двое суток, ибо уже не было больше мочи хранить в душе эту тайну.

Люди в Вискосе были ничем не хуже и не лучше жителей соседних городов, но в одном Шанталь была убеждена непреложно – совершить убийство они не могли. А теперь, когда история со слитками получила всеобщую огласку, никто из жителей не решился бы в одиночку проявить инициативу: во-первых, потому что награда будет разделена на всех поровну, а Шанталь не знала никого, кто стал бы рисковать ради чужой прибыли.