Вечером он поссорился с сестрой. Это была обычная детская ссора, и сестра позвала на помощь мать. Как только мать вошла в комнату, Джо начал дрожать. Она предложила детям сесть и рассказать, что случилось. Первой должна была рассказывать сестра. Когда пришла очередь Джо, он сказал, что во всём согласен с сестрой. На это мать ответила, что она хотела бы, чтобы Джо был совершенно нормальным восьмилетним мальчиком и как все нормальные восьмилетние мальчики, он бы иногда ссорился с детьми и имел другие подобные неприятности. Затем она заметила, что их ссора была бесполезной и не имела смысла, поэтому ее лучше прекратить. Дети покорно согласились с ней.
Добиться от матери Джо, чтобы она выполняла мои инструкции, было очень трудно. Она закончила колледж и была умной женщиной с широкими общественными интересами и обязанностями. Я попросил ее описать весь тот ущерб, который Джо нанес школе и соседям. По мере того, как она это делала, размеры ущерба в ее сознании все возрастали и возрастали. (Растения могут вырасти снова, стекла можно вставить, рамы можно отремонтировать, но рассказывая, она это совершенно не учитывала.)
Затем я попросил ее описать Джо "каким он обычно бывает" — счастливым, хорошо себя ведущим и действительно выдающимся ребенком. Я снова и снова давал ей задания сравнивать его настоящее и прошлое поведение. Каждый раз сокращая описание, но все более четко выделяя самое главное. Затем я попросил ее поразмышлять вслух о будущем Джо такого, "как обычно" и "такого как сейчас". Помогая ей нарисовать две эти резко контрастирующие друг с другом картины будущего сына, я делал наводящие замечания.
Затем я попросил ее проанализировать абсолютно все возможные варианты своего поведения на предстоящий уик-энд и ту роль, которую она должна в конце концов принять относительно Джо. Поскольку она ничего не знала, она была вынуждена занять совершенно пассивную позицию, а я, таким образом, получил возможность предложить ей свой план, я использовал ее подавленную агрессию и злость по отношению к сыну, а также его отклоняющееся поведение. Я постарался преобразовать все это в адекватную произвольную острую бдительность, с которой она должна была предупреждать все попытки сына доказать ее несостоятельность, подтвердив тем самым отсутствие у него чувства безопасности. Самым важным фактором, который позволил мне установить с матерью отношения сотрудничества, были ее возражения, внешне совершенно справедливые и состоящие в том, что ее вес, примерно 67 кг, слишком велик, для того, чтобы сидеть на восьмилетнем ребенке. Сначала я тщательно избегал упоминания этого аргумента. Я помогал матери систематически изложить все свои возражения против моего плана, кроме одного, кажущегося неоспоримым, состоящего в том, что ее вес слишком велик, чтобы его выдержал ребенок. По мере того как она укрепилась в этом мнении, я с помощью тщательно подобранных слов дал свободу ее возрастающему желанию оказаться способной выполнить все мои инструкции, которые я детализировал все больше и больше, распространяя их на весь уик-энд.
Когда эмоциональная готовность матери сформировалась в достаточной степени, я поднял вопрос о ее весе. Я просто заверил ее в том, что она не нуждается в мнении специалиста по этому поводу. Завтра она сама сможет обнаружить, что ее вес не нанесет ребенку никакого вреда. На самом деле, чтобы справиться с ситуацией, нужно будет к весу добавить всю ее силу, ловкость и внимательность. Она может даже проиграть бой, потому что ее вес может оказаться даже недостаточным. (Мать не смогла проанализировать решающую силу последнего аргумента, который я представил ей столь просто. Я поставил ее в такое положение, что она должна была доказывать, что ее вес слишком велик для того, чтобы осуществить задуманное. Для доказательства этого требовались усилия со стороны сына, и я был уверен, что агрессивные реакции мальчика не позволят ему сдаться и пассивно лежать, когда мать будет сидеть на нем. Таким образом сын должен был помочь матери отказаться от тех защитных аргументов, которые она против меня выдвигала и, кроме того, сама жестокость его поведения должна 6ыла заставить ее признать обоснованность моих предложений.) Впоследствии мать рассказывала:
"Как только эта лягающаяся лошадка попробовала меня сбросить, я поняла, что если я хочу сохранить мою позицию, то мне предстоит серьезнейшее дело. Вопрос теперь состоял в том, кто более ловкий, я должна была стараться изо всех сил. Потом я начала испытывать удовольствие от того, что мне удавалось предвидеть его движения и с готовностью встречать их. Скорее всего это напоминало игру в шахматы.
И, конечно же, я научилась уважать и даже восхищаться его ревностью и настойчивостью, получая огромное удовольствие от того, что я фрустрирую его так же умело, как он раньше фрустрировал меня.
Но несмотря на это, один момент у меня был просто ужасный. Когда он вернулся из туалета и лег снова на пол, он посмотрел на меня так жалобно, что я тут же хотела обнять его, но я помнила, что вы сказали мне не принимать его поражения из-за жалости, а следовало дожидаться, когда мы по-настоящему договоримся.