Я не знаю, приносят ли вам сексуальные отношения удовольствие или же вы испытываете трудности в достижении оргазма. Я думаю, что боль в груди немножко мешает вам получать удовлетворение, но я хотел бы знать, есть ли что-либо особенное, с вашей точки зрения, на что бы я мог обратить внимание, сочтя его примечательным или странным". Она ответила: "Ну, я думаю, что вы будете смеяться надо мной, если узнаете, что я всегда раздеваюсь в темноте".
Сначала я попросил ее остаться в рамках ее собственного понимания, а затем я попросил ее рассмотреть факты с точки зрения ее прихода ко мне. К рамкам своего собственного понимания она, конечно, привыкла, и потому, находясь в этих рамках, она чувствует себя совершенно безопасной. Таким образом, она начинает размышлять, находясь в этих безопасных рамках, а затем я прошу ее начать размышлять с точки зрения цели ее прихода ко мне, т. к. именно она по собственной инициативе пришла ко мне, и это было безопасно, поскольку это она решила прийти ко мне. Таким образом, она говорит мне это, а затем просит меня не смеяться над ней. Я спросил ее, не считает ли она, что можно смеяться над тем, что руководило поведением человека в течение двенадцати лет супружеской жизни. Она ответила отрицательно. Я произнес слова: "Руководило ее поведением в течение двенадцати лет супружеской жизни". Что такое поведение в супружеской жизни? Это прекрасное резюме двенадцати лет сексуальной жизни. Затем я спросил:
"Сочувствует ли муж вашей крайней скромности?" Нет, он не сочувствовал. "Обвиняете ли вы мужа за то, что ваша скромность вызывает у него раздражение, или же вы признаете, что он мужчина? И потому он рассуждает и ведет себя как мужчина".
Тут я дошел до очень характерной для ее поведения черты. Передо мной женщина, которая должна была раздеваться в темноте — отсюда я делаю вывод, что муж хочет, чтобы свет был включен и он мог видеть, как она раздевается. Поэтому я добавляю: "Конечно, вы делаете то же самое, когда вы остаетесь дома одна, не так ли?" Зачем я это делаю? Она в действительности не может признать, что настолько боится своего мужа, а я не желаю, чтобы женщина унижала себя, признаваясь в том, что супружеские отношения ей настолько неприятны. Тогда она начала бы проклинать себя, а она и так уже делает это со страшной силой. Поэтому я отмечаю, что она поступает так и тогда, когда находится дома одна.
Ранее я уже упоминал занавески и сейчас, когда я уже знаю многие вещи о том, как она раздевается, я возвращаюсь к вопросу о занавесках. Я обнаруживаю, что на всех окнах у нее есть ставни и, кроме того, висят соломенные маты и занавески. На окне в ванной комнате, в которой вставлено матовое стекло, у нее висят специальные занавески из водоотталкивающей ткани. После того, как у меня была уже вся информация, а она по-прежнему находилась в безопасности, я спросил: "А сейчас подумайте, пожалуйста, о самом ужасном действии, которое вы могли бы совершить, готовясь лечь в постель. Какое такое самое ужасное действие вы могли бы совершить? Просто подумайте об этом. Не говорите мне ничего, просто подумайте. Я считаю, что это поможет вам увидеть вашу проблему с совершенно иной точки зрения, но я в этом совершенно не уверен. Но мне об этом не говорите, потому что я хочу, чтобы вы спокойно и свободно поразмышляли над этим самым ужасным действием, которое вы могли бы совершить, готовясь лечь в постель". Она сидела и думала, краснея и бледнея при этом, и когда она в очередной раз побледнела, я сказал: "Вы ведь действительно не хотите рассказать мне об этом, не так ли?" И теперь она должна была действительно убедиться в том, что она не хочет мне ничего говорить, а это в буквальном смысле представляло собой инструкции: "Проработайте эту фантазию, какой бы она ни была. Сделайте ее изысканной, поскольку вы действительно не хотите мне об этом рассказывать". Наконец, она рассмеялась и сказала: "Эта так ужасно смешно, что я почти захотела поделиться этим с вами". Я ответил: "Но, пожалуйста, убедитесь сначала в том, что вы действительно хотите мне это рассказать, но если это на самом деле так смешно, то я бы действительно хотел послушать вас". И она сказала: "Джо бы упал замертво, если бы я зашла в спальню голой и при этом танцевала". Я ответил: "Такого сюрприза, который довел бы его до разрыва сердца, мы не должны ему преподносить". Такого сюрприза, который довел бы его до разрыва сердца, мы не должны ему преподносить. Понятен ли вам смысл этого? Мы должны преподнести Джо сюрприз, но не такой, который бы привел к разрыву сердца. Таким образом я очень быстро и эффективно кладу в фундамент один из кирпичей. Итак, я сказал ей, что она должна будет сделать нечто. Затем я говорю ей, что конечно же, Джо не упадет замертво от разрыва сердца, если вы зайдете в комнату в голом виде и при этом танцуя, но вы можете представить себе множество действий, которые бы он мог после этого совершить. Она ответила: "Да", трепеща при этом. Я сказал: "Конечно же вы можете фантазировать, представлять, как входите в спальню таким образом, но знаете, что вы можете сделать на самом деле? Вы можете раздеться в темноте, а ведь в спальне муж сам выключает свет, не так ли? Вы можете войти в спальню голой и при этом танцуя, но в темноте он даже не узнает об этом".