Скачать 52.93 Кбайт
Прозрачность зла
У нас нет
больше времени искать свою тождественность ни в архивах, ни в
памяти, ни в каких-либо планах или в будущем. Нам нужна мгновенная
память, быстрое ветвление, нечто вроде рекламной тождественности,
которая может подтвердиться в любой момент. Таким образом, сегодня
мы стре-
[37]
мимся не столько к здоровью, которое представляет собой состояние
органического равновесия, сколько к эфемерному, гигиеническому,
рекламному ореолу тела, что есть совершенство гораздо большее,
нежели просто идеальное состояние. Что же касается моды и внешнего
вида, мы жаждем отнюдь не красоты или обольстительности, мы жаждем
обличья.
Каждый ищет свое обличье. Так как более невозможно постичь
смысл собственного существования, остается лишь выставлять напоказ
свою наружность, не заботясь ни о том, чтобы быть увиденным, ни
даже о том, чтобы быть. Человек не говорит себе: я существую, я
здесь, но: я видим, я - изображение, смотрите же, смотрите! Это
даже не самолюбование, это - поверхностная общительность,
разновидность рекламного простодушия, где каждый становится
импресарио своего собственного облика.
Облик есть некая разновидность минимального изображения
минимальной четкости - нечто подобное видеоизображению,
разновидность осязаемого изображения, как сказал бы Мак-Люэн, не
вызывающего ни взгляда, ни восхищения, как это происходит с модой,
но чисто специфический эффект без особой значимости. Облик - это
уже не мода, это ушедшая разновидность моды. Это нечто, не
претендующее даже на логику различий, не являющееся более игрой
различий, но лишь пытающееся играть в различия, не веря в саму эту
возможность. Это - безразличие,
[38]
отсутствие различий. Быть самим собой становится эфемерным
достижением, не имеющим будущего, маньеризмом, терпящим
разочарование в этом мире, где отсутствуют манеры.
В ретроспективе этот триумф транссексуальности и маскарада
бросает странный свет на сексуальное освобождение предшествующих
поколений. Не будучи вторжением максимальной эротической ценности
тела, это освобождение с присущим ему привилегированным успением
женственности и наслаждения, было, быть может, лишь промежуточной
стадией на пути к смешению полов. Сексуальная революция была,
видимо, лишь этапом на пути к транссексуальности. В сущности, в
этом - проблематичное предназначение любой революции.
Кибернетическая революция подводит человека, оказавшегося
перед лицом равновесия между мозгом и компьютером, к решающему
вопросу: человек я или машина? Происходящая в наши дни
генетическая революция подводит человека к вопросу: человек я или
виртуальный клон? Сексуальная революция, освобождая все
виртуальные аспекты желания, ведет к основному вопросу: мужчина я
или женщина? (Психоанализ, по меньшей мере, положил начало этой
неуверенности.) Что же касается политической и социальной
революции, послужившей прототипом для всех других, она,
предоставив человеку право на свободу и собственную волю, с
беспощадной логикой за-
[39]
ставила его спросить себя, в чем же состоит его собственная воля,
wecn он хочет на самом деле и чего он вправе ждать от самого себя.
Поистине неразрешимая проблема. Таков парадоксальный итог любой
революции: вместе с ней приходят неопределенность, тревога и
путаница. По окончании оргии освобождение поставило весь мир перед
проблемой поиска своей родовой и половой идентичности, оставляя
все меньше и меньше возможных ответов, если учесть циркуляцию
знаков и множественность желаний. Именно таким образом мы стали
транссексуалами. Точно также мы стали трансполитиками, т. е.
существами, не различающими ничего и не различимыми ни в чем, что
касается политики, двуполыми гермафродитами, взяв при этом на
вооружение, тщательно обдумав и в конце концов отбросив наиболее
противоречивые идеологии, нося отныне только маску и сделавшись,
может быть, сами того не желая, трансвеститами от политики.
[40]
ТРАНСЭКОНОМИКА
Весьма любопытной чертой, связанной с крахом на Уолл-стрит в
1987 году, является неуверенность в том, имела ли на самом деле
место настоящая катастрофа и ожидается ли таковая в будущем.
Правильный ответ - нет, реальной катастрофы не будет, потому что
мы живем под знаком катастрофы виртуальной.
В этом контексте красноречиво проявляется несоответствие
между фиктивной экономикой и экономикой реальной. Именно этот
диссонанс и защищает нас от реальной катастрофы производительной
экономики.
Хорошо это или плохо? Это то же самое, что несоизмеримость
между орбитальной войной и территориальными войнами. Последние
продолжаются повсеместно, но ядерная война при этом не
разражается. Однако если бы не эта несоизмеримость, ядерный
конфликт уже давно бы произошел. Мы живем под бомбами, которые не
взрываются, и виртуальными катастрофами, ко-
[41]
торые не разражаются.
больше времени искать свою тождественность ни в архивах, ни в
памяти, ни в каких-либо планах или в будущем. Нам нужна мгновенная
память, быстрое ветвление, нечто вроде рекламной тождественности,
которая может подтвердиться в любой момент. Таким образом, сегодня
мы стре-
[37]
мимся не столько к здоровью, которое представляет собой состояние
органического равновесия, сколько к эфемерному, гигиеническому,
рекламному ореолу тела, что есть совершенство гораздо большее,
нежели просто идеальное состояние. Что же касается моды и внешнего
вида, мы жаждем отнюдь не красоты или обольстительности, мы жаждем
обличья.
Каждый ищет свое обличье. Так как более невозможно постичь
смысл собственного существования, остается лишь выставлять напоказ
свою наружность, не заботясь ни о том, чтобы быть увиденным, ни
даже о том, чтобы быть. Человек не говорит себе: я существую, я
здесь, но: я видим, я - изображение, смотрите же, смотрите! Это
даже не самолюбование, это - поверхностная общительность,
разновидность рекламного простодушия, где каждый становится
импресарио своего собственного облика.
Облик есть некая разновидность минимального изображения
минимальной четкости - нечто подобное видеоизображению,
разновидность осязаемого изображения, как сказал бы Мак-Люэн, не
вызывающего ни взгляда, ни восхищения, как это происходит с модой,
но чисто специфический эффект без особой значимости. Облик - это
уже не мода, это ушедшая разновидность моды. Это нечто, не
претендующее даже на логику различий, не являющееся более игрой
различий, но лишь пытающееся играть в различия, не веря в саму эту
возможность. Это - безразличие,
[38]
отсутствие различий. Быть самим собой становится эфемерным
достижением, не имеющим будущего, маньеризмом, терпящим
разочарование в этом мире, где отсутствуют манеры.
В ретроспективе этот триумф транссексуальности и маскарада
бросает странный свет на сексуальное освобождение предшествующих
поколений. Не будучи вторжением максимальной эротической ценности
тела, это освобождение с присущим ему привилегированным успением
женственности и наслаждения, было, быть может, лишь промежуточной
стадией на пути к смешению полов. Сексуальная революция была,
видимо, лишь этапом на пути к транссексуальности. В сущности, в
этом - проблематичное предназначение любой революции.
Кибернетическая революция подводит человека, оказавшегося
перед лицом равновесия между мозгом и компьютером, к решающему
вопросу: человек я или машина? Происходящая в наши дни
генетическая революция подводит человека к вопросу: человек я или
виртуальный клон? Сексуальная революция, освобождая все
виртуальные аспекты желания, ведет к основному вопросу: мужчина я
или женщина? (Психоанализ, по меньшей мере, положил начало этой
неуверенности.) Что же касается политической и социальной
революции, послужившей прототипом для всех других, она,
предоставив человеку право на свободу и собственную волю, с
беспощадной логикой за-
[39]
ставила его спросить себя, в чем же состоит его собственная воля,
wecn он хочет на самом деле и чего он вправе ждать от самого себя.
Поистине неразрешимая проблема. Таков парадоксальный итог любой
революции: вместе с ней приходят неопределенность, тревога и
путаница. По окончании оргии освобождение поставило весь мир перед
проблемой поиска своей родовой и половой идентичности, оставляя
все меньше и меньше возможных ответов, если учесть циркуляцию
знаков и множественность желаний. Именно таким образом мы стали
транссексуалами. Точно также мы стали трансполитиками, т. е.
существами, не различающими ничего и не различимыми ни в чем, что
касается политики, двуполыми гермафродитами, взяв при этом на
вооружение, тщательно обдумав и в конце концов отбросив наиболее
противоречивые идеологии, нося отныне только маску и сделавшись,
может быть, сами того не желая, трансвеститами от политики.
[40]
ТРАНСЭКОНОМИКА
Весьма любопытной чертой, связанной с крахом на Уолл-стрит в
1987 году, является неуверенность в том, имела ли на самом деле
место настоящая катастрофа и ожидается ли таковая в будущем.
Правильный ответ - нет, реальной катастрофы не будет, потому что
мы живем под знаком катастрофы виртуальной.
В этом контексте красноречиво проявляется несоответствие
между фиктивной экономикой и экономикой реальной. Именно этот
диссонанс и защищает нас от реальной катастрофы производительной
экономики.
Хорошо это или плохо? Это то же самое, что несоизмеримость
между орбитальной войной и территориальными войнами. Последние
продолжаются повсеместно, но ядерная война при этом не
разражается. Однако если бы не эта несоизмеримость, ядерный
конфликт уже давно бы произошел. Мы живем под бомбами, которые не
взрываются, и виртуальными катастрофами, ко-
[41]
торые не разражаются.
|
|