Скачать 52.93 Кбайт
Прозрачность зла
Они создают, таким
образом, некое измерение, не являющееся человеческим, измерение
эксцентрическое, которому соответствуют деполяризация пространства
и неразличимость очертаний тела.
Нет топологии прекрасней, чем топология ленты Мебиуса, для
определения этой смежности близкого и далекого, внутреннего и
внешнего, объекта и субъекта на одной спирали, где переплетаются
экран нашей вычислительной машины и ментальный экран нашего
собственного мозга. Именно такова модель возвращения информации и
коммуникации на круги своя в кровосмесительной ротации, во внешней
неразличимости субъекта и объекта, внутреннего и внешнего, вопроса
и ответа, события и образа и т. д., модель, которую можно
представить только в виде петли, подобной математическому знаку
бесконечности.
То же самое происходит и в наших отношениях с "виртуальными"
машинами. Человек Телематический предназначен аппарату, как и
аппарат ему, по причине их сплетенности друг с другом,
[83]
преломления одного в другом. Машина делает лишь то, чего от нее
требует человек, но взамен человек выполняет то, на что
запрограммирована машина. Он - оператор виртуального мира, и, хотя
с виду его действия состоят в приеме информации и связи, на самом
деле он пытается изучать виртуальную среду программы подобно тому,
как игрок стремится постичь виртуальный мир игры. Например, при
использовании фотоаппарата виртуальные свойства присущи не
субъекту, который отражает мир в соответствии со своим видением, а
объекту, использующему виртуальную среду объектива. В таком
контексте фотоаппарат становится машиной, которая искажает любое
желание, стирает любой замысел и допускает проявление лишь чистого
рефлекса производства снимков. Даже взгляд исчезает, ибо он
заменяется объективом, который является сообщником объекта и
переворачивает видение. Это помещение субъекта в "черный ящик",
предоставление ему права на замену собственного видения безличным
видением аппарата поистине магическое. В зеркале сам субъект
играет роль своего изображения. В объективе и, вообще, на экранах
именно объект приобретает силу, наделяя ею передающие и
телематические технические средства.
Вот почему сегодня возможны любые изображения. Вот почему
объектом информатизации, т. е. коммуникации посредством
осязательных операций, сегодня может быть все, что угодно, ибо
[84]
любой индивидуум может стать объектом коммутации согласно своей
генетической формуле. (Вся работа будет заключаться в том, чтобы
исчерпать виртуальные возможности генетического кода; в этом -
один из главных аспектов искусственного разума.)
Более конкретно это означает, что нет больше ни действия, ни
события, которые не преломлялись бы в техническом изображении или
на экране, ни одного действия, которое не испытывало бы желания
быть сфотографированным, заснятым на пленку, записанным на
магнитофон, которое не стремилось бы слиться с этой памятью и
приобрести внутри нее неисчерпаемую способность к воспроизводству.
Нет ни одного действия, которое не стремилось бы к совершенству в
виртуальной вечности - не в той, что длится после смерти, но в
вечности эфемерной, созданной ветвлениями машинной памяти.
Виртуальное принуждение состоит в принуждении к потенциальному
существованию на всех экранах и внутри всех программ; оно
становится магическим требованием. Это - помутнение разума черного
ящика.
Где же во всем этом свобода? Ее не существует. Нет ни выбора,
ни возможности принятия окончательного решения. Любое решение,
связанное с сетью, экраном, информацией и коммуникацией является
серийным, частичным, фрагментарным, нецелостным. Только последова-
[85]
тельность и расположение в порядке очередности частичных решений и
предметов являют собой путь следования как для фотографа и
Человека Телематического, так и для нашего столь тривиального
чтения с телеэкрана. Структура всех наших жестов квантована: это
лишь случайное соединение точечных решений. И гипнотическое
очарование всего этого исходит от помутнения разума черного ящика,
от этой неуверенности, которая кладет конец нашей свободе.
Человек ли я? Машина ли я? На эти антропологические вопросы
ответа больше нет. Это в какой-то мере является концом
`mrpnonknchh, тайком изъятой машинами и новейшими технологиями.
Неуверенность, порожденная усовершенствованием машинных сетей,
подобно неуверенности в собственной половой принадлежности
(Мужчина ли я? Женщина ли я? И что вытекает из различия полов?)
является следствием фальсификации техники бессознательного и
техники тела, также как неуверенность науки в отношении статуса
предмета есть следствие фальсификации анализа в науках о
микромире.
Человек я или машина? В отношении традиционных машин никакой
двусмысленности нет. Работник всегда остается в определенной мере
чуждым машине и, таким образом, отвергается ею.
образом, некое измерение, не являющееся человеческим, измерение
эксцентрическое, которому соответствуют деполяризация пространства
и неразличимость очертаний тела.
Нет топологии прекрасней, чем топология ленты Мебиуса, для
определения этой смежности близкого и далекого, внутреннего и
внешнего, объекта и субъекта на одной спирали, где переплетаются
экран нашей вычислительной машины и ментальный экран нашего
собственного мозга. Именно такова модель возвращения информации и
коммуникации на круги своя в кровосмесительной ротации, во внешней
неразличимости субъекта и объекта, внутреннего и внешнего, вопроса
и ответа, события и образа и т. д., модель, которую можно
представить только в виде петли, подобной математическому знаку
бесконечности.
То же самое происходит и в наших отношениях с "виртуальными"
машинами. Человек Телематический предназначен аппарату, как и
аппарат ему, по причине их сплетенности друг с другом,
[83]
преломления одного в другом. Машина делает лишь то, чего от нее
требует человек, но взамен человек выполняет то, на что
запрограммирована машина. Он - оператор виртуального мира, и, хотя
с виду его действия состоят в приеме информации и связи, на самом
деле он пытается изучать виртуальную среду программы подобно тому,
как игрок стремится постичь виртуальный мир игры. Например, при
использовании фотоаппарата виртуальные свойства присущи не
субъекту, который отражает мир в соответствии со своим видением, а
объекту, использующему виртуальную среду объектива. В таком
контексте фотоаппарат становится машиной, которая искажает любое
желание, стирает любой замысел и допускает проявление лишь чистого
рефлекса производства снимков. Даже взгляд исчезает, ибо он
заменяется объективом, который является сообщником объекта и
переворачивает видение. Это помещение субъекта в "черный ящик",
предоставление ему права на замену собственного видения безличным
видением аппарата поистине магическое. В зеркале сам субъект
играет роль своего изображения. В объективе и, вообще, на экранах
именно объект приобретает силу, наделяя ею передающие и
телематические технические средства.
Вот почему сегодня возможны любые изображения. Вот почему
объектом информатизации, т. е. коммуникации посредством
осязательных операций, сегодня может быть все, что угодно, ибо
[84]
любой индивидуум может стать объектом коммутации согласно своей
генетической формуле. (Вся работа будет заключаться в том, чтобы
исчерпать виртуальные возможности генетического кода; в этом -
один из главных аспектов искусственного разума.)
Более конкретно это означает, что нет больше ни действия, ни
события, которые не преломлялись бы в техническом изображении или
на экране, ни одного действия, которое не испытывало бы желания
быть сфотографированным, заснятым на пленку, записанным на
магнитофон, которое не стремилось бы слиться с этой памятью и
приобрести внутри нее неисчерпаемую способность к воспроизводству.
Нет ни одного действия, которое не стремилось бы к совершенству в
виртуальной вечности - не в той, что длится после смерти, но в
вечности эфемерной, созданной ветвлениями машинной памяти.
Виртуальное принуждение состоит в принуждении к потенциальному
существованию на всех экранах и внутри всех программ; оно
становится магическим требованием. Это - помутнение разума черного
ящика.
Где же во всем этом свобода? Ее не существует. Нет ни выбора,
ни возможности принятия окончательного решения. Любое решение,
связанное с сетью, экраном, информацией и коммуникацией является
серийным, частичным, фрагментарным, нецелостным. Только последова-
[85]
тельность и расположение в порядке очередности частичных решений и
предметов являют собой путь следования как для фотографа и
Человека Телематического, так и для нашего столь тривиального
чтения с телеэкрана. Структура всех наших жестов квантована: это
лишь случайное соединение точечных решений. И гипнотическое
очарование всего этого исходит от помутнения разума черного ящика,
от этой неуверенности, которая кладет конец нашей свободе.
Человек ли я? Машина ли я? На эти антропологические вопросы
ответа больше нет. Это в какой-то мере является концом
`mrpnonknchh, тайком изъятой машинами и новейшими технологиями.
Неуверенность, порожденная усовершенствованием машинных сетей,
подобно неуверенности в собственной половой принадлежности
(Мужчина ли я? Женщина ли я? И что вытекает из различия полов?)
является следствием фальсификации техники бессознательного и
техники тела, также как неуверенность науки в отношении статуса
предмета есть следствие фальсификации анализа в науках о
микромире.
Человек я или машина? В отношении традиционных машин никакой
двусмысленности нет. Работник всегда остается в определенной мере
чуждым машине и, таким образом, отвергается ею.
|
|