Скачать 52.93 Кбайт
Прозрачность зла
И тогда все общество начинает вращаться
вокруг этой точки инертности, как если бы полюса нашего мира
сблизились и в то же время короткое замыкание повлекло бы мощные
эффекты и истощение потенциальной энергии. В данном случае речь
идет уже не о кризисе, а о фатальном событии, о замедленной
катастрофе.
В этом смысле нет никакого парадокса в том, что экономика с
триумфом возвращается на повестку дня. Можно ли еще говорить об
экономике? Эта ее кажущаяся актуальность не имеет более того
смысла, как в классическом или марксистском анализе. Ибо ее
движущей силой
[52]
не является более ни инфраструктура материального производства, ни
qsoepqrpsjrsp`; это - распад структуры стоимости, дестабилизация
рынка и реальной экономики, триумф экономики, освободившейся от
идеологий, от общественных наук, от истории, триумф экономики,
освобожденной от экономических законов и предоставленной чистой
спекуляции, виртуальной экономики, свободной от экономики реальной
(конечно же, не в реальном, а в виртуальном смысле, но ведь
сегодня правит бал не реальность, а виртуальность); это - триумф
вирусной экономики, сходной с другими вирусными процессами.
Экономика становится ареной современной жизни именно в качестве
арены спецэффектов, непредсказуемых результатов иррациональной
игры.
Конец политической экономии, о котором мы так мечтали вместе
с Марксом, заключается, в соответствии с неумолимой логикой
кризиса капитала, в уничтожении классов и в прозрачности
социальных перегородок. Позднее мы мечтали о том же, отрицая сами
постулаты и экономической науки и марксистской критики по одной и
той же причине: это альтернатива, отрицающая всякий примат
экономического или политического; экономика при этом оказывается
просто-напросто упраздненной, как эпифеномен, побежденный своим
собственным подобием и высшей логикой.
[53]
Сегодня даже нет надобности мечтать об этом: политическая
экономия кончается на наших глазах, превращаясь в трансэкономику
спекуляции, которая забавляется своей собственной логикой - закон
стоимости, законы рынка, производство, прибавочная стоимость,
классическая логика капитала, но которая не несет в себе более
ничего экономического или политического. Это - чистая игра с
изменчивыми и произвольными правилами, катастрофическая игра.
Политическая экономия, таким образом, вероятно, подошла к
своему концу, но не так, как ожидалось, а разрастаясь до пародии
на самое себя. Спекуляция - не прибавочная стоимость, это высшая
точка стоимости, не опирающаяся ни на производство, ни на его
реальные условия. Это чистая и пустая форма, вымаранная форма
стоимости, играющая только на своем поле кругового движения -
орбитального вращения. Нарушая свою собственную стабильность самым
чудовищным и в какой-то мере ироничным образом, политическая
экономия закрывает путь всякой альтернативе. Что можно
противопоставить этому чрезмерному вздутию цен, по-своему
пополняющему энергию покера, потлача, этому проклятию перехода к
эстетической и безумной фазе политической экономии? Этот
неожиданный финал, этот фазовый переход, эта кривая продольного
изгиба, в сущности, куда оригинальнее всех наших политических
утопий.
[54]
СУДЬБОНОСНЫЕ СОБЫТИЯ
Итак, чье же совместное торжество имеет место? Терроризм как
форма трансполитики, СПИД и рак как форма патологии, транссексуал
и трансвестит как единство сексуальной и этической формы. Только
эти формы вызывают сегодня возбуждение. Ни сексуальная свобода, ни
политические споры, ни органические болезни, ни даже войны с
применением обычного оружия больше никого не интересуют (что
касается войн, то здесь сложилась очень удачная ситуация: многие
войны не разразились, по-видимому, именно потому, что просто никто
me обратил бы на них внимания). Настоящие фантазмы в другом. Они
именно в этих трех формах, каждая из которых - результат нарушения
основного принципа действия и сочетания эффектов, из него
вытекающего. Каждая из этих форм - терроризм, маскарад или рак -
соответствует ужесточению политической, сексуальной или
генетической игры и в то же время
[55]
недостаточности и распадению кодов, присущих, соответственно,
политике, сексу и генетике.
Все эти вирусные, чарующие, индифферентные формы приумножены
вирулентностью изображений, ибо все современные средства массовой
информации сами обладают вирусной силой и их вирулентность
заразительна. Мы существуем внутри культуры иррадиации тел и умов
знаками и образами, и если эта культура дает самые прекрасные
результаты, то стоит ли удивляться, что она производит и самые
убийственные вирусы? Облучение тел началось в Хиросиме, но оно
продолжается подобно нескончаемой эпидемии в виде излучения,
испускаемого средствами массовой информации, образами, знаками,
программами, сетями. <
вокруг этой точки инертности, как если бы полюса нашего мира
сблизились и в то же время короткое замыкание повлекло бы мощные
эффекты и истощение потенциальной энергии. В данном случае речь
идет уже не о кризисе, а о фатальном событии, о замедленной
катастрофе.
В этом смысле нет никакого парадокса в том, что экономика с
триумфом возвращается на повестку дня. Можно ли еще говорить об
экономике? Эта ее кажущаяся актуальность не имеет более того
смысла, как в классическом или марксистском анализе. Ибо ее
движущей силой
[52]
не является более ни инфраструктура материального производства, ни
qsoepqrpsjrsp`; это - распад структуры стоимости, дестабилизация
рынка и реальной экономики, триумф экономики, освободившейся от
идеологий, от общественных наук, от истории, триумф экономики,
освобожденной от экономических законов и предоставленной чистой
спекуляции, виртуальной экономики, свободной от экономики реальной
(конечно же, не в реальном, а в виртуальном смысле, но ведь
сегодня правит бал не реальность, а виртуальность); это - триумф
вирусной экономики, сходной с другими вирусными процессами.
Экономика становится ареной современной жизни именно в качестве
арены спецэффектов, непредсказуемых результатов иррациональной
игры.
Конец политической экономии, о котором мы так мечтали вместе
с Марксом, заключается, в соответствии с неумолимой логикой
кризиса капитала, в уничтожении классов и в прозрачности
социальных перегородок. Позднее мы мечтали о том же, отрицая сами
постулаты и экономической науки и марксистской критики по одной и
той же причине: это альтернатива, отрицающая всякий примат
экономического или политического; экономика при этом оказывается
просто-напросто упраздненной, как эпифеномен, побежденный своим
собственным подобием и высшей логикой.
[53]
Сегодня даже нет надобности мечтать об этом: политическая
экономия кончается на наших глазах, превращаясь в трансэкономику
спекуляции, которая забавляется своей собственной логикой - закон
стоимости, законы рынка, производство, прибавочная стоимость,
классическая логика капитала, но которая не несет в себе более
ничего экономического или политического. Это - чистая игра с
изменчивыми и произвольными правилами, катастрофическая игра.
Политическая экономия, таким образом, вероятно, подошла к
своему концу, но не так, как ожидалось, а разрастаясь до пародии
на самое себя. Спекуляция - не прибавочная стоимость, это высшая
точка стоимости, не опирающаяся ни на производство, ни на его
реальные условия. Это чистая и пустая форма, вымаранная форма
стоимости, играющая только на своем поле кругового движения -
орбитального вращения. Нарушая свою собственную стабильность самым
чудовищным и в какой-то мере ироничным образом, политическая
экономия закрывает путь всякой альтернативе. Что можно
противопоставить этому чрезмерному вздутию цен, по-своему
пополняющему энергию покера, потлача, этому проклятию перехода к
эстетической и безумной фазе политической экономии? Этот
неожиданный финал, этот фазовый переход, эта кривая продольного
изгиба, в сущности, куда оригинальнее всех наших политических
утопий.
[54]
СУДЬБОНОСНЫЕ СОБЫТИЯ
Итак, чье же совместное торжество имеет место? Терроризм как
форма трансполитики, СПИД и рак как форма патологии, транссексуал
и трансвестит как единство сексуальной и этической формы. Только
эти формы вызывают сегодня возбуждение. Ни сексуальная свобода, ни
политические споры, ни органические болезни, ни даже войны с
применением обычного оружия больше никого не интересуют (что
касается войн, то здесь сложилась очень удачная ситуация: многие
войны не разразились, по-видимому, именно потому, что просто никто
me обратил бы на них внимания). Настоящие фантазмы в другом. Они
именно в этих трех формах, каждая из которых - результат нарушения
основного принципа действия и сочетания эффектов, из него
вытекающего. Каждая из этих форм - терроризм, маскарад или рак -
соответствует ужесточению политической, сексуальной или
генетической игры и в то же время
[55]
недостаточности и распадению кодов, присущих, соответственно,
политике, сексу и генетике.
Все эти вирусные, чарующие, индифферентные формы приумножены
вирулентностью изображений, ибо все современные средства массовой
информации сами обладают вирусной силой и их вирулентность
заразительна. Мы существуем внутри культуры иррадиации тел и умов
знаками и образами, и если эта культура дает самые прекрасные
результаты, то стоит ли удивляться, что она производит и самые
убийственные вирусы? Облучение тел началось в Хиросиме, но оно
продолжается подобно нескончаемой эпидемии в виде излучения,
испускаемого средствами массовой информации, образами, знаками,
программами, сетями. <
|
|