Скачать 52.93 Кбайт
Прозрачность зла
Машина
же, к своему несчастью, некогда не превзойдет свою собственную
операцию, и, не исключено, что этим можно объяснить глубокую
печаль компьютеров. Все машины обречены на холостое, одинокое
существование. (Весьма любопытную аномалию представляет собой,
однако, недавнее вторжение ком-
[79]
пьютерных вирусов: кажется, что машины испытывают злобное
удовольствие, порождая извращенные эффекты, захватывающие,
иронические перипетии. Быть может, прибегнув к этой вирусной
патологии, искусственный разум пародирует самого себя и таким
образом закладывает основу некоей разновидности подлинного
интеллекта?)
Безбрачие машин влечет за собой безбрачие Человека
Телематического. Подобно тому, как он созерцает перед компьютером
с процессором World картину своего мозга и разума, Человек
Телематический, находясь перед минителем (minitel), наблюдает
фантасмагорические зрелища и видит картины виртуальных
наслаждений. В обоих случаях, будь то разум или наслаждение, он
загоняет эти изображения через интерфейс в машину. При этом целью
человека является не его собеседник - заэкранный мир машины,
подобный Зазеркалью. Самоцель - сам экран как средство общения.
Интерактивный экран преобразует процесс общения в равнозначный
процесс коммутации. Секрет интерфейса в том, что собеседник
человека ("Другой") виртуально остается неизменным, поскольку все
несвойственные ему проявления тайком поглощает машина. Таким
образом, наиболее правдоподобный цикл коммуникации - это цикл
минителистов, которые переходят от экрана к телефонным разговорам,
затем - к встречам, но дальше-то что делать? Итак, мы звоним друг
другу, но затем воз-
[80]
вращаемся к минителю, этой чистой форме коммуникации, которая,
будучи одновременно и тайной, и явной, представляет собой
эротический образ. Потому что без этой близости экрана и
электронного текста филигранной работы перед нами бы открылась
новая платоновская пещера, где мы увидели бы дефилирующие тени
плотских наслаждений.
Прежде мы жили в воображаемом мире зеркала, раздвоения,
театральных подмостков, в мире того, что нам не свойственно и
чуждо. Сегодня мы живем в воображаемом мире экрана, интерфейса,
удвоения, смежности, сети. Все наши машины - экраны, внутренняя
активность людей стала интерактивностью экранов. Ничто из
написанного на экранах не предназначено для глубокого изучения, но
rnk|jn для немедленного восприятия, сопровождаемого
незамедлительным же ограничением смысла и коротким замыканием
полюсов изображения.
Чтение с экрана осуществляется отнюдь не глазами. Это
нащупывание пальцами, в процессе которого глаз двигается вдоль
бесконечной ломаной линии. Того же порядка и связь с собеседником
в процессе коммуникации, и связь со знанием в процессе
информирования: связь осязательная и поисковая. Голос, сообщающий
информацию о новостях, или тот, который мы слышим по телефону,
есть голос осязаемый, фун-
[81]
кциональный, ненастоящий. Это уже не голос в собственном смысле
слова, как и то, посредством чего мы читаем с экрана, нельзя
назвать взглядом.
Изменилась вся парадигма чувствительности. Осязаемость не
является более органически присущей прикосновению. Она просто
означает эпидермическую близость глаза и образа, конец
эстетического расстояния взгляда. Мы бесконечно приближаемся к
поверхности экрана, наши глаза словно растворяются в изображении.
Нет больше той дистанции, которая отделяет зрителя от сцены, нет
сценической условности. И то, что мы так легко попадаем в эту
воображаемую кому экрана, происходит потому, что он рисует перед
нами вечную пустоту, которую мы стремимся заполнить. Близость
изображений, скученность изображений, осязаемая порнография
изображений... Но на самом деле они находятся на расстоянии многих
световых лет. Это всегда лишь телеизображения. То особое
расстояние, на которое они удалены, можно определить, как
непреодолимое для человеческого тела. Языковая дистанция,
отделяющая от сцены или зеркала, преодолима и потому человечна.
Экран же виртуален и непреодолим. Поэтому он годится лишь для
совершенно абстрактной формы общения, каковой и является
коммуникация.
В пространстве коммуникаций слова, жесты, взгляды находятся в
бесконечной близости, но никогда не соприкасаются. Поскольку ни
уда-
[82]
ленность, ни близость не проявляются телом по отношению к тому,
что его окружает, и экран с изображениями, и интерактивный экран,
и телематический экран - все они расположены слишком близко и в то
же время слишком удалены: они слишком близко, чтобы быть
настоящими, ибо не обладают драматической напряженностью сцены, и
слишком далеко, чтобы быть вымышленными, ибо не обладают
свойствами, граничащими с искусственностью.
же, к своему несчастью, некогда не превзойдет свою собственную
операцию, и, не исключено, что этим можно объяснить глубокую
печаль компьютеров. Все машины обречены на холостое, одинокое
существование. (Весьма любопытную аномалию представляет собой,
однако, недавнее вторжение ком-
[79]
пьютерных вирусов: кажется, что машины испытывают злобное
удовольствие, порождая извращенные эффекты, захватывающие,
иронические перипетии. Быть может, прибегнув к этой вирусной
патологии, искусственный разум пародирует самого себя и таким
образом закладывает основу некоей разновидности подлинного
интеллекта?)
Безбрачие машин влечет за собой безбрачие Человека
Телематического. Подобно тому, как он созерцает перед компьютером
с процессором World картину своего мозга и разума, Человек
Телематический, находясь перед минителем (minitel), наблюдает
фантасмагорические зрелища и видит картины виртуальных
наслаждений. В обоих случаях, будь то разум или наслаждение, он
загоняет эти изображения через интерфейс в машину. При этом целью
человека является не его собеседник - заэкранный мир машины,
подобный Зазеркалью. Самоцель - сам экран как средство общения.
Интерактивный экран преобразует процесс общения в равнозначный
процесс коммутации. Секрет интерфейса в том, что собеседник
человека ("Другой") виртуально остается неизменным, поскольку все
несвойственные ему проявления тайком поглощает машина. Таким
образом, наиболее правдоподобный цикл коммуникации - это цикл
минителистов, которые переходят от экрана к телефонным разговорам,
затем - к встречам, но дальше-то что делать? Итак, мы звоним друг
другу, но затем воз-
[80]
вращаемся к минителю, этой чистой форме коммуникации, которая,
будучи одновременно и тайной, и явной, представляет собой
эротический образ. Потому что без этой близости экрана и
электронного текста филигранной работы перед нами бы открылась
новая платоновская пещера, где мы увидели бы дефилирующие тени
плотских наслаждений.
Прежде мы жили в воображаемом мире зеркала, раздвоения,
театральных подмостков, в мире того, что нам не свойственно и
чуждо. Сегодня мы живем в воображаемом мире экрана, интерфейса,
удвоения, смежности, сети. Все наши машины - экраны, внутренняя
активность людей стала интерактивностью экранов. Ничто из
написанного на экранах не предназначено для глубокого изучения, но
rnk|jn для немедленного восприятия, сопровождаемого
незамедлительным же ограничением смысла и коротким замыканием
полюсов изображения.
Чтение с экрана осуществляется отнюдь не глазами. Это
нащупывание пальцами, в процессе которого глаз двигается вдоль
бесконечной ломаной линии. Того же порядка и связь с собеседником
в процессе коммуникации, и связь со знанием в процессе
информирования: связь осязательная и поисковая. Голос, сообщающий
информацию о новостях, или тот, который мы слышим по телефону,
есть голос осязаемый, фун-
[81]
кциональный, ненастоящий. Это уже не голос в собственном смысле
слова, как и то, посредством чего мы читаем с экрана, нельзя
назвать взглядом.
Изменилась вся парадигма чувствительности. Осязаемость не
является более органически присущей прикосновению. Она просто
означает эпидермическую близость глаза и образа, конец
эстетического расстояния взгляда. Мы бесконечно приближаемся к
поверхности экрана, наши глаза словно растворяются в изображении.
Нет больше той дистанции, которая отделяет зрителя от сцены, нет
сценической условности. И то, что мы так легко попадаем в эту
воображаемую кому экрана, происходит потому, что он рисует перед
нами вечную пустоту, которую мы стремимся заполнить. Близость
изображений, скученность изображений, осязаемая порнография
изображений... Но на самом деле они находятся на расстоянии многих
световых лет. Это всегда лишь телеизображения. То особое
расстояние, на которое они удалены, можно определить, как
непреодолимое для человеческого тела. Языковая дистанция,
отделяющая от сцены или зеркала, преодолима и потому человечна.
Экран же виртуален и непреодолим. Поэтому он годится лишь для
совершенно абстрактной формы общения, каковой и является
коммуникация.
В пространстве коммуникаций слова, жесты, взгляды находятся в
бесконечной близости, но никогда не соприкасаются. Поскольку ни
уда-
[82]
ленность, ни близость не проявляются телом по отношению к тому,
что его окружает, и экран с изображениями, и интерактивный экран,
и телематический экран - все они расположены слишком близко и в то
же время слишком удалены: они слишком близко, чтобы быть
настоящими, ибо не обладают драматической напряженностью сцены, и
слишком далеко, чтобы быть вымышленными, ибо не обладают
свойствами, граничащими с искусственностью.
|
|