Скачать 52.93 Кбайт
Прозрачность зла
Мы уже не говорим о хирургических
операциях, которые будут производиться над эстетикой растительного
мира, над генами, над историческими событиями (так, например,
революция будет скорректирована и истолкована в смысле прав
человека). Все будет синхронизировано согласно критериям
соответствия и оптимальной совместимости. Повсеместно будет
достигнута эта нечеловеческая формализация лица, слова, пола,
тела, желания, общественного мнения. Любое проявление фатальности
или негативности будет уничтожено всеобъемлющим функционированием
пластической хирургии в угоду чему-то подобному улыбке смерти в
похоронном бюро, во имя общего искупления тяготеющего бремени
астральных знаков.
Все должно быть посвящено этому операционному перерождению
вещей. Производит уже не сама Земля, предназначение которой -
производить; уже не труд порождает богатство - нет более вечного
симбиоза Земли и труда. Теперь капитал заставляет Землю
производить, а труд - порождать богатство. Труд не есть больше
действие; теперь это операция. Потребление уже не является простым
и чистым наслаждением благами, оно становится чем-то вынуждающим
наслаж-
[68]
даться - смоделированной операцией, разнесенной по графам
ранжированного набора предметов-знаков.
Общение теперь не сам разговор, а то, что заставляет
говорить. Информация - не знание, а то, что заставляет знать.
Вспомогательный глагол "заставлять" указывает на то, что речь идет
именно об операции, а не о действии. Реклама и пропаганда уже не
претендуют на то, чтобы их принимали на веру, - они стремятся
заставить верить. Участие не является более ни спонтанным актом,
ни проявлением социальной активности - оно всегда индуцировано
некими замыслами или махинациями. Участие - это то, что заставляет
действовать, подобно процессу, приводящему в движение.
Сегодня даже желание передается посредством неких моделей
желания, способных пробудить его, каковыми, например, являются
убеждение и разубеждение - если все категории типа хотеть, мочь,
верить, знать, действовать, желать вообще имеют еще какой-то
смысл; ибо их смысл был деформирован и истончен вспомогательным
глаголом "заставлять". Повсюду активный глагол уступил место
фактитивному вспомогательному, само действие при этом имеет меньше
значения, чем тот факт, что оно было произведено, индуцировано,
вызвано, внушено, оснащено. Вместо познания должно остаться лишь
подчинение необходимости познавать, вместо речи - подчинение
необходимости говорить, т. е. акт комму-
[69]
никации. У действия остается лишь результат интерактивного
контакта с монитором, снабженным системой обратной связи.
Операция, в отличие от действия, непременно регулируется в
процессе своего протекания, в противном случае контакт
отсутствует. Есть речь, но нет контакта. Контакты могут быть
операционными и неоперационными. Информация также может быть
операционной и неоперационной.
Все наши категории вошли, таким образом, в эру
неестественного, где речь идет не о желании, но о том, чтобы
заставить желать, не о действии, но о том, чтобы заставить делать,
не о стоимости, но о том, чтобы заставить стоить (как это видно на
примере любой рекламы), не о познании, но о том, чтобы заставить
знать, и, наконец, последнее по порядку, но не по значению - не
столько о наслаждении, сколько о том, чтобы заставить
наслаждаться. И в этом - большая проблема нашего времени: ничто не
является само по себе источником наслаждения - надо заставить
наслаждаться и самого себя, и других. Наслаждение становится актом
коммуникации: ты принимаешь меня, я принимаю тебя, происходит
обмен наслаждением - один из способов взаимодействия. Если бы кто-
нибудь захотел наслаждения без коммуникации, его сочли бы глупцом.
Но разве коммуникативные машины способны наслаждаться? Это уже
другой вопрос, но если представить себе машины, способные
наслаждаться, то они должны быть сделаны по образу и подо-
[70]
бию коммуникативных машин. Такие машины, однако, существуют: это
наши собственные тела, ориентированные на наслаждения, наши тела,
приспособленные к наслаждению посредством торжествующего
хитроумного косметического искусства.
Происходит нечто подобное медленному бегу трусцой, который
также являет собой исполнение. Это не есть собственно бег - бегун
заставляет свое тело бежать. Это игра, опирающаяся на абстрактное
выполнение телом некоторого действия, изнуряющего и разрушающего
тело. "Вторичное состояние" бега трусцой буквально соответствует
этой второй операции, этому механическому перемещению. Наслаждение
или боль, претерпеваемые при этом, не схожи с теми, которые
испытывает тело при спортивных или иных физических нагрузках.
Здесь - чувство дематериализации и бесконечного действия (тело
бегуна подобно машине Тингели). Здесь высшая точка наслаждения и
восторг исполнения. То, что
операциях, которые будут производиться над эстетикой растительного
мира, над генами, над историческими событиями (так, например,
революция будет скорректирована и истолкована в смысле прав
человека). Все будет синхронизировано согласно критериям
соответствия и оптимальной совместимости. Повсеместно будет
достигнута эта нечеловеческая формализация лица, слова, пола,
тела, желания, общественного мнения. Любое проявление фатальности
или негативности будет уничтожено всеобъемлющим функционированием
пластической хирургии в угоду чему-то подобному улыбке смерти в
похоронном бюро, во имя общего искупления тяготеющего бремени
астральных знаков.
Все должно быть посвящено этому операционному перерождению
вещей. Производит уже не сама Земля, предназначение которой -
производить; уже не труд порождает богатство - нет более вечного
симбиоза Земли и труда. Теперь капитал заставляет Землю
производить, а труд - порождать богатство. Труд не есть больше
действие; теперь это операция. Потребление уже не является простым
и чистым наслаждением благами, оно становится чем-то вынуждающим
наслаж-
[68]
даться - смоделированной операцией, разнесенной по графам
ранжированного набора предметов-знаков.
Общение теперь не сам разговор, а то, что заставляет
говорить. Информация - не знание, а то, что заставляет знать.
Вспомогательный глагол "заставлять" указывает на то, что речь идет
именно об операции, а не о действии. Реклама и пропаганда уже не
претендуют на то, чтобы их принимали на веру, - они стремятся
заставить верить. Участие не является более ни спонтанным актом,
ни проявлением социальной активности - оно всегда индуцировано
некими замыслами или махинациями. Участие - это то, что заставляет
действовать, подобно процессу, приводящему в движение.
Сегодня даже желание передается посредством неких моделей
желания, способных пробудить его, каковыми, например, являются
убеждение и разубеждение - если все категории типа хотеть, мочь,
верить, знать, действовать, желать вообще имеют еще какой-то
смысл; ибо их смысл был деформирован и истончен вспомогательным
глаголом "заставлять". Повсюду активный глагол уступил место
фактитивному вспомогательному, само действие при этом имеет меньше
значения, чем тот факт, что оно было произведено, индуцировано,
вызвано, внушено, оснащено. Вместо познания должно остаться лишь
подчинение необходимости познавать, вместо речи - подчинение
необходимости говорить, т. е. акт комму-
[69]
никации. У действия остается лишь результат интерактивного
контакта с монитором, снабженным системой обратной связи.
Операция, в отличие от действия, непременно регулируется в
процессе своего протекания, в противном случае контакт
отсутствует. Есть речь, но нет контакта. Контакты могут быть
операционными и неоперационными. Информация также может быть
операционной и неоперационной.
Все наши категории вошли, таким образом, в эру
неестественного, где речь идет не о желании, но о том, чтобы
заставить желать, не о действии, но о том, чтобы заставить делать,
не о стоимости, но о том, чтобы заставить стоить (как это видно на
примере любой рекламы), не о познании, но о том, чтобы заставить
знать, и, наконец, последнее по порядку, но не по значению - не
столько о наслаждении, сколько о том, чтобы заставить
наслаждаться. И в этом - большая проблема нашего времени: ничто не
является само по себе источником наслаждения - надо заставить
наслаждаться и самого себя, и других. Наслаждение становится актом
коммуникации: ты принимаешь меня, я принимаю тебя, происходит
обмен наслаждением - один из способов взаимодействия. Если бы кто-
нибудь захотел наслаждения без коммуникации, его сочли бы глупцом.
Но разве коммуникативные машины способны наслаждаться? Это уже
другой вопрос, но если представить себе машины, способные
наслаждаться, то они должны быть сделаны по образу и подо-
[70]
бию коммуникативных машин. Такие машины, однако, существуют: это
наши собственные тела, ориентированные на наслаждения, наши тела,
приспособленные к наслаждению посредством торжествующего
хитроумного косметического искусства.
Происходит нечто подобное медленному бегу трусцой, который
также являет собой исполнение. Это не есть собственно бег - бегун
заставляет свое тело бежать. Это игра, опирающаяся на абстрактное
выполнение телом некоторого действия, изнуряющего и разрушающего
тело. "Вторичное состояние" бега трусцой буквально соответствует
этой второй операции, этому механическому перемещению. Наслаждение
или боль, претерпеваемые при этом, не схожи с теми, которые
испытывает тело при спортивных или иных физических нагрузках.
Здесь - чувство дематериализации и бесконечного действия (тело
бегуна подобно машине Тингели). Здесь высшая точка наслаждения и
восторг исполнения. То, что
|
|