Скачать 52.93 Кбайт
Прозрачность зла
Следует спорить по поводу случайных возвратов,
как, например, возвращение любви, держать пари по поводу перечня
событий. Если вы проиграете, вы, по крайней мере, испытаете
удовольствие, бросив вызов объективной глупости вероятностей. Спор
- это жизненная функция, часть генетического достояния общества.
Единственная подлинно интеллектуальная функция та, которая
играет на противоречии, на иронии, на противоположности, на
недостатках, на обратимости, которая никогда не будет повиноваться
закону и очевидности. И если сегодня интеллектуалам нечего
сказать, то это потому, что ироническая функция ускользнула от
них, ибо они твердо стоят на платформе нравственного,
политического или философского сознания, тогда как игра
hglemhk`q|, и вся ирония, вся радикальная критика ушла на сторону
случайности, вирулентности, катастрофы, случайных или
систематических изменений. Это новое правило игры - принцип
неопределенности, преобладающий сегодня во всем и являющийся
источником острого интеллектуального и, без сомнения, духовного
наслаждения. Например, когда вирусы атакуют компьютеры, что-то в
нас содрогается от ликования перед событиями такого рода, но не из-
за извращенного пристрастия к катаст-
[60]
рофам такого рода и не от влечения к худшему, а потому, что здесь
обнажается нечто фатальное, чье появление всегда вызывает у
человека прилив экзальтации. Когда речь заходит о реальном, один и
тот же знак определяет появление и исчезновение чего-либо; звезды
влекут за собой мрак, логика, породившая триумф некоей системы,
властна эту систему разрушить.
Фатальность - противоположность случайности. Случайность
пребывает на периферии системы, фатальность - в самой ее
сердцевине (но фатальное не всегда является бедственным, и
непредвиденное может таить в себе очарование). Не исключено, что
мы вновь отыщем, пусть в гомеопатических дозах, что-то дьявольское
даже в малых аномалиях, в ничтожных отклонениях от правил, которые
изменяют к худшему нашу вероятностную вселенную.
Можно ли всякий раз рассчитывать на заданный перечень
событий? Естественно, нет. Ведь очевидность никогда не бывает
достоверной. Сама истина, в силу своей неоспоримости, теряет свое
лицо, сама наука теряет собственное седалище, которое остается
приклеенным к креслу. Предположение о том, что статистическая
истина всегда может быть опровергнута - вовсе не школярская
гипотеза. Это - надежда, исходящая из самой сути коллективного
гения зла.
Когда-то говорили, что массы безмолвствуют. Это молчание было
свойственно прошлым поколениям. Ныне массы воздействуют не
отступниче-
[61]
ством, а заражением. Своей причудливой фантазией они заражают
опросы и прогнозы. Определяющими факторами являются уже не
воздержание и молчание - проявления нигилистические, а
использование массами самих пружин неуверенности. Они великолепно
пользовались своим добровольным рабством, отныне они играют на
своей невольной неуверенности. Это означает, что без ведома
экспертов, которые их изучают, и манипуляторов, которые думают,
что влияют на них, массы поняли, что политическое виртуально
мертво, но что теперь им дано сыграть в новую игру - столь же
возбуждающую, как игра на колебаниях биржи, игру, где они с
необычайной легкостью могут подчинить себе общественность,
харизмы, престиж, размер изображений. Их умышленно развратили и
лишили убеждений, чтобы сделать из них новую добычу теории
вероятностей; сегодня они искажают все изображения и насмехаются
над политической достоверностью. Они играют в то, во что их
научили играть, - в биржу цифр и изображений, во всеобщую
спекуляцию, играют с присущим спекулянтам аморализмом. Перед лицом
глупой уверенности и непреклонной банальности цифр массы, с точки
зрения социологии, воплощают в себе принцип неопределенности. Если
система власти организует, как умеет, статистический порядок (а
социальный порядок сегодня является статистическим), то массы
втайне заботятся о статистическом беспорядке.
[62]
Именно эта предрасположенность к чему-то ироническому,
дьявольскому, обратимому, вирулентному позволяет надеяться на
какие-то небывалые последствия.
В современном обществе происходят только недостоверные,
маловероятные события. Раньше предназначение события заключалось в
том, чтобы произойти, ныне - в том, чтобы быть произведенным. Оно
всегда происходит в виде виртуального артефакта, травести
опосредованных форм.
Информационный вирус, за 5 часов разрушивший научную и
военную сеть США, быть может был ничем иным, как экспериментом
самих американских военных спецслужб. Так или иначе, событие
одновременно и свершившееся, и мнимое, будь то подлинный
несчастный случай, свидетельствующий о несомненной вирулентности
вирусов, или же стопроцентная симуляция, говорящая о том, что
сегодня наилучшая стратегия - это стратегия рассчитанной
дестабилизации и обмана.
как, например, возвращение любви, держать пари по поводу перечня
событий. Если вы проиграете, вы, по крайней мере, испытаете
удовольствие, бросив вызов объективной глупости вероятностей. Спор
- это жизненная функция, часть генетического достояния общества.
Единственная подлинно интеллектуальная функция та, которая
играет на противоречии, на иронии, на противоположности, на
недостатках, на обратимости, которая никогда не будет повиноваться
закону и очевидности. И если сегодня интеллектуалам нечего
сказать, то это потому, что ироническая функция ускользнула от
них, ибо они твердо стоят на платформе нравственного,
политического или философского сознания, тогда как игра
hglemhk`q|, и вся ирония, вся радикальная критика ушла на сторону
случайности, вирулентности, катастрофы, случайных или
систематических изменений. Это новое правило игры - принцип
неопределенности, преобладающий сегодня во всем и являющийся
источником острого интеллектуального и, без сомнения, духовного
наслаждения. Например, когда вирусы атакуют компьютеры, что-то в
нас содрогается от ликования перед событиями такого рода, но не из-
за извращенного пристрастия к катаст-
[60]
рофам такого рода и не от влечения к худшему, а потому, что здесь
обнажается нечто фатальное, чье появление всегда вызывает у
человека прилив экзальтации. Когда речь заходит о реальном, один и
тот же знак определяет появление и исчезновение чего-либо; звезды
влекут за собой мрак, логика, породившая триумф некоей системы,
властна эту систему разрушить.
Фатальность - противоположность случайности. Случайность
пребывает на периферии системы, фатальность - в самой ее
сердцевине (но фатальное не всегда является бедственным, и
непредвиденное может таить в себе очарование). Не исключено, что
мы вновь отыщем, пусть в гомеопатических дозах, что-то дьявольское
даже в малых аномалиях, в ничтожных отклонениях от правил, которые
изменяют к худшему нашу вероятностную вселенную.
Можно ли всякий раз рассчитывать на заданный перечень
событий? Естественно, нет. Ведь очевидность никогда не бывает
достоверной. Сама истина, в силу своей неоспоримости, теряет свое
лицо, сама наука теряет собственное седалище, которое остается
приклеенным к креслу. Предположение о том, что статистическая
истина всегда может быть опровергнута - вовсе не школярская
гипотеза. Это - надежда, исходящая из самой сути коллективного
гения зла.
Когда-то говорили, что массы безмолвствуют. Это молчание было
свойственно прошлым поколениям. Ныне массы воздействуют не
отступниче-
[61]
ством, а заражением. Своей причудливой фантазией они заражают
опросы и прогнозы. Определяющими факторами являются уже не
воздержание и молчание - проявления нигилистические, а
использование массами самих пружин неуверенности. Они великолепно
пользовались своим добровольным рабством, отныне они играют на
своей невольной неуверенности. Это означает, что без ведома
экспертов, которые их изучают, и манипуляторов, которые думают,
что влияют на них, массы поняли, что политическое виртуально
мертво, но что теперь им дано сыграть в новую игру - столь же
возбуждающую, как игра на колебаниях биржи, игру, где они с
необычайной легкостью могут подчинить себе общественность,
харизмы, престиж, размер изображений. Их умышленно развратили и
лишили убеждений, чтобы сделать из них новую добычу теории
вероятностей; сегодня они искажают все изображения и насмехаются
над политической достоверностью. Они играют в то, во что их
научили играть, - в биржу цифр и изображений, во всеобщую
спекуляцию, играют с присущим спекулянтам аморализмом. Перед лицом
глупой уверенности и непреклонной банальности цифр массы, с точки
зрения социологии, воплощают в себе принцип неопределенности. Если
система власти организует, как умеет, статистический порядок (а
социальный порядок сегодня является статистическим), то массы
втайне заботятся о статистическом беспорядке.
[62]
Именно эта предрасположенность к чему-то ироническому,
дьявольскому, обратимому, вирулентному позволяет надеяться на
какие-то небывалые последствия.
В современном обществе происходят только недостоверные,
маловероятные события. Раньше предназначение события заключалось в
том, чтобы произойти, ныне - в том, чтобы быть произведенным. Оно
всегда происходит в виде виртуального артефакта, травести
опосредованных форм.
Информационный вирус, за 5 часов разрушивший научную и
военную сеть США, быть может был ничем иным, как экспериментом
самих американских военных спецслужб. Так или иначе, событие
одновременно и свершившееся, и мнимое, будь то подлинный
несчастный случай, свидетельствующий о несомненной вирулентности
вирусов, или же стопроцентная симуляция, говорящая о том, что
сегодня наилучшая стратегия - это стратегия рассчитанной
дестабилизации и обмана.
|
|