э. – приоткрыло бы многие тайны). А говоря на языке христианской традиции: "Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух... Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа" (Ин., 3, 6, 8). Есть нечто, чему не препятствуют пространство и время, – не препятствуют гению, не препятствуют святому, мудрецу: в разной форме они прозревают одну Истину.

В чем-то близко восточным мудрецам, в чем-то далеко рассуждение Сократа: "Душа, видевшая всего больше, попадет в зародыш будущего философа и любителя красоты, преданного Музам и Эроту" (Федр, 248 Д) [46]. Сократ объясняет Федру, почему души устремляются к Истине (что уж никак не стал бы делать Лао-цзы); душа, если "увидит хоть частицу истины, остается невредимой вплоть до следующего кругооборота" (248 С). Но у Истины нет "частиц", истинно-сущее неделимо. И потому неприемлема для восточных созерцателей логика греческой философии, то, что Сократ назвал "диалектикой", как ее в те времена понимали: "Я, Федр, и сам большой любитель такого подразделения на части и сведения в одно целое; благодаря ему" я могу говорить и мыслить" (Федр, 266 В).

А вот, для сравнения, как ведут диалог даосы:

"Сын Ласточки встретился с Никого не Стесняющим, и тот его спросил:

— Что посоветовал тебе Высочайший?

— Высочайший сказал, что мне следует, склонясь, подчиниться милосердию и справедливости и (тогда я) стану верно" судить об истинном и ложном, – ответил Сын Ласточки.

— И зачем только ты пришел (ко мне)? – задал ему вопрос Никого не Стесняющий. – Если Высочайший наложил на тебя клеймо своего милосердия и справедливости, отрезал тебе нос (своим суждением) об истинном и ложном, разве сумеешь ты странствовать в области безграничного наслаждения, необузданной свободы и бесконечного развития?

— И несмотря на это, я хочу вступить за ее ограду, – ответил Сын Ласточки.

— Это невозможно! – воскликнул Никого не Стесняющий. – Незрячему незачем (толковать) о красоте глаз, бровей, лица; слепому не познать ни темное и желтое, ни красоты (орнамента) расшитых царских одежд"

("Чжуан-цзы", гл. 6).

Не нужно ни разделять, ни противопоставлять, ни сравнивать, ибо все относительно, как в известной притче Чжуан-цзы о бабочке (гл. 2):

"Однажды Чжуан Чжоу приснилось, будто он бабочка: он беззаботно порхал, ликовал от восторга и не знал, что он – Чжоу. А когда вдруг проснулся, то даже удивился, что он – Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, будто он бабочка, или бабочке снится, будто она – Чжоу. Но ведь между Чжоу и бабочкой несомненно есть разница. Значит, то было превращение".

Или из гл. 2 "Чжуан-цзы":

"Полутень спросила у Тени:

— То пойдешь, то остановишься, то сядешь, то встанешь – отчего ты так непостоянна?

— Может, я от чего-то завишу? – ответила Тень. – А то, от чего я завишу, тоже от чего-нибудь зависит? Может, я завишу от чешуек на змеином брюхе или от крылышек цикады? Как узнать, что это так? И как узнать, что это не так?"

В такой полушутливой форме говорил Чжуан-цзы о вещах не менее серьезных и глубоких, чем Лао-цзы. Он только и серьезности не позволял завладеть собой. <

P>"Свет спросил у Небытия:
— Вы, Учитель, существуете? Или вас нет?

И, не получив ответа, стал вглядываться в вид его и облик: что-то темное, пустое; хоть целый день гляди – не углядишь, слушай – не услышишь, дотрагивайся – не дотронешься.

— Да это просто совершенство! – воскликнул Свет. – Кто еще на такое способен? Я могу лишь присутствовать или отсутствовать – но не могу совсем не быть. Я дошел лишь до отсутствия – а как же стать таким, как вы?"

("Чжуан-цзы", гл. 22) [47].

И все же сколь ни скромен Свет, лишь ему суждено осветить Истину, скрытую в Небытии, все же человеческие суждения "за" и "против", убеждают даосы, – лишь сотрясение воздуха, нет им конца, потому совершенномудрый не прислушивается к мнениям и не вступает в споры, а сосредотачивается на невидимом, истинно-сущем. Обретая Великое дэ, начинает прозревать невидимое, слышать неслышимое. А почему? Потому что во Тьме есть Свет, о чем свидетельствует вслед за Лао-цзы "Хуайнань-цзы":

"В то время, когда небо и земля еще не обрели формы, все было парение и брожение, струилось и текло. Назову это – Великий Свет. Дао возникло в пустоте и туманности. Пустота и туманность породили пространство и время. Пространство и время породили эфир (ци). Эфир разделился: чистый и светлый взметнулся вверх и образовал небо, тяжелый и мутный сгустился и образовал землю. Чистое и тонкое легко соединяется, тяжелое и мутное трудно сгущается. Поэтому небо образовалось раньше, а земля установилась позже (у греков наоборот – Т.Г.). Соединившись в одно, частицы цзин неба и земли образовали инь и ян. Концентрированные частицы цзин образовали четыре времени года. Рассеянные частицы цзин четырех времен года образовали тьму вещей.