Отодвигали небо и землю, отбрасывали тьму вещей, первоначальный хаос брали в качестве гномона и, поднимаясь, плыли в границах безбрежного. Мудрец вдыхал и выдыхал эфир инь-ян, а вся масса живого ласково взирала на его благо, чтобы следовать ему в согласии. В те времена никто ничем не руководил, ничего не решал, в скрытом уединении все само собой формировалось. Глубокое-глубокое, полное-полное. (Первозданная) чистота и простота еще не рассеялись. Необъятная эта ширина составляла одно, а тьма вещей пребывала в ней в великом согласии. И тогда хоть и обладали знанием Охотника, его негде было применять.

Затем был век упадка. Наступило время Фуси. Его дао было полно и обширно. Впитывали благо, держали за пазухой гармонию. Окутывали милостью, распространяли свет. Тогда-то и появилось знание... От этого их благо взволновалось и утратило единство.

Затем наступили времена Священного Земледельца и Желтого предка (Хуанди). Они рассекли великий корень, разделили небо и землю, расслоили девять пустот, навалили девять земель, выделили инь-ян, примирили твердое и мягкое. Ветви простерлись, листья нанизались, и тьма вещей разбилась на сто родов, каждое получило свою основу и свой уток, свой порядок и свое место. И тогда народ, раскрыв глаза и навострив уши, замерев от напряжения, вооружился слухом и зрением. Так был: наведен порядок, но не стало гармонии (как и предрекал Лао-цзы – Т.Г.).

А потом дошли до сяского хоу Гунь У. Страсти и вожделения привязали людей к вещам, способность к разумению обратила их вовне, и в результате природа и судьба утратили то, чем владели.

Когда же дошло до времен упадка дома Чжоу, истощили (первозданную) полноту, рассеяли (безыскусственную) простоту, смешали дао с ложью, обкорнали благо поступками, хитрость и интриги пустили повсюду ростки. Дом Чжоу одряхлел, и путь царей пришел в негодность. Вот тут-то конфуцианцы и моисты стали разбирать, что есть дао, и рассуждать, разделились на последователей и принялись за споры. Тогда широкую ученость. употребляли на то, чтобы ставить под сомнение мудрость, цветистую клевету – на то, чтобы привлечь побольше сторонников. Музыкой и пением, барабанами и танцами, оторочкой на одежде, "Песнями" и "Преданиями" ("Шицзин" и "Шуцзин") покупали славу и известность в Поднебесной. Расплодили обряды, возвышающие и принижающие; нарядились в платья с поясами и шапками. Целые толпы людей не в состоянии исполнить их выдумки, целых состояний мало, чтобы обеспечить их траты. Тогда тьма парода потеряла разумение, обрядилась в украшенные изображением линя-единорога шапки, устремилась за выгодой, возымела самомнение. Каждый захотел пустить в ход свои знания и притворство, чтобы получить от своего поколения и "сверло" и "долото", заполучить имя и выгоду. И тогда простой народ бесконечной чередой покатился со склона порока и утратил корень своего великого единства. Таким образом, природа и судьба погибали постепенно, и началось это давно. Поэтому учение мудрецов основано на стремлении вернуть свою природу к изначалу и странствовать сердцем в пустоте. Учение постигшего (истину) основано на стремлении путем проникновения в природу вещей выйти в свободное пространство и очнуться в нерушимой тишине. Но не таково учение грубого мира. Выкорчевали благо, стиснули природу вещей, внутри изнуряют пять органов, вовне утруждают глаза и уши. Тогда и начинают теребить и будоражить тончайшее в вещах" [115].

Хочешь и не можешь остановиться. Все тут сказано, и все на месте, ни убавить, ни прибавить, и еще будет о себе напоминать. Так было и так есть, и на Востоке, и на Западе. Чем более распадалось Единое, тем тяжелее становилось жить. (Не все мне ругать переводы – есть и такие, и без них не обойтись.) Лишь одно смущает: почему "Единое" переводится как "хаос"? И ведь сказано, что это великое согласие и ласка, первозданная чистота и свет. Долго ли нам пребывать в плену у заимствованных понятий?

Состояние Единого напоминает скорее рай, а упадок дао – грехопадение. По сути, произошло то же, что с Первочеловеком, Адамом, вкусившим с древа познания добра и зла. Нарушив запрет, нарушил человек целокупность мира и дал возможность лукавому уму или падшему сознанию разъять все на части, сталкивать "за" и "против", оглядываться и искать выгоду, пока это сознание само себя не разъяло. Только в Китае все происходило постепенно и естественно, в христианском же мире – одноактно (козни Дьявола).

Вспомним, как описывает тот же процесс падения нравов и как представляет Хаос спустя восемь веков после Гесиода и около пяти веков после Платона римлянин Овидий, современник "Хуайнань-цзы", в начале "Метаморфоз":

Не было моря, земли и над всем распростертого неба, –
Лик был природы един на всей широте мирозданья, –
Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой,
Бременем костным он был, – и только, где собраны были
Связанных слабо вещей семена разносущные вкупе.
Миру Титан никакой тогда не давал еще света...
Воздух был света лишен, и форм ничто не хранило.
Все еще было в борьбе, затем что в массе единой
Холод сражался с теплом, сражалась с влажностью сухость,
Битву с весомым вело невесомое, твердое с мягким,
Бог и природы почин раздору конец положили.