Так оно и пошло.

Целое можно преодолеть, отказавшись от него в целом, но природа Целого такова, что от него нельзя отказаться, ибо Целое, причастное Бытию, причастное Истине, все равно будет, сколь бы ни стремился ограниченный временем ум предать его забвению. Потому и греческий миф продолжает жить. Не потому, что историки, мифографы, поэты еще на протяжении веков обращались к мифу, видя в нем действительную историю (разве что ученик Аристотеля Палафет мог назвать сборник своих мифических рассказов "О невероятном"), а потому, что миф ушел в подсознание, и даже те философы, которые искали свободу от него, не могли ее найти.

Но там, где миф не имел полноты и завершенности, как, скажем, в Китае, так и не появилась его антитеза в виде Логоса и порожденной им философии. Мифу отводилась подчиненная роль, скажем, иллюстратора, популяризатора учений мудрецов, и естественно, он не мог оказать того влияния на судьбы культуры, как в Греции, ибо не был первичным, доминантным для Китая.

В Греции склонность ума к завершенности отдельного (в отличие от принципа "незавершенности" в восточной поэтике), отражающая и обусловливающая структуру и полисного социума (анализ которого не входит в мою задачу; я ограничиваюсь сферой сознания), привела к расцвету греческой науки, явления тоже уникального в истории древности [20]. Наука, как и миф, достигает полноты, а достигшее полноты по логике вещей требует смены парадигмы. Но именно парадигмы, не Пути. Спустя века наука вновь возрождается в лоне христианства (Фома Аквинский, Николай Кузанский). И это еще раз подтверждает, что Целое, причастное Истине, не исчезает и, время от времени возвращаясь, направляет умы в намеченном направлении.

Другое дело, что чувство Целого может притупляться, и поколения, лишенные его, живут по ошибкам своих предков. Западная парадигма, западный Путь следовал закону отрицания отрицания еще задолго до того, как последний был сформулирован Гегелем. В его основе лежит определенное представление о Целом как конечном явлении, что явствует уже из слов Аристотеля: "Целое есть то, что имеет начало, середину и конец. Начало есть то, что само не следует необходимо за чем-то другим, а, напротив, за ним естественно существует или возникает что-то другое. Конец, наоборот, есть то, что само естественно следует за чем-то по необходимости. Середина же – то, что и само за чем-то следует, и за ним что-то следует" ("Поэтика", 7).

Всякое явление, достигшее полноты, уступает место другому, но не абсолютно. В абсолютном смысле ничто не исчезает, никакой полноценный опыт, он лишь уходит в глубину памяти, в подсознание, чтобы в нужный момент дать о себе знать. О чем, в частности, свидетельствует и то, что законы поэтики, изложенные Аристотелем, определяли характер театрального действа и принципы композиции в поэзии и прозе более двух тысячелетий, хотя мало кто из поэтов об этом догадывался.

Греческая мысль породила представление о последовательном порядке, потенцию прямолинейности, движения по прямой. На любом уровне микро- и макромира, от принципов логического построения текста до смены исторических эпох, обнаружим линейность (несмотря на признание и идею циклизма), устремленность вперед и ради быстрейшего продвижения готовность пожертвовать прошлым, чтобы не замедлять ход Истории, движущейся к обетованной Цели.

Идея прогресса, восхождения от низшего к высшему, оформилась много позже, но потенциально уже присутствует и у Платона, и у Аристотеля:

"Бог, по древнему сказанию, держит начало, конец и середину всего сущего. По прямому пути бог приводит все в исполнение, хотя по природе своей он вечно обращается в круговом движении. За ним всегда следует правосудие, мстящее отстающим от божественного закона" (Платон. Законы, 716, А-Б).

Греческие философы, включая Аристотеля, признавали превосходство кругового движения: "Круговое движение первичнее прямолинейного, поскольку оно проще и более совершенно. Ведь бесконечно перемещаться по прямой нельзя (ибо такого рода бесконечности не существует)" ("Физика", VIII, 9). Но склонность к порядку, устанавливаемому человеком по законам формальной логики, силлогистики, вера в первопричину, первотолчок, – начало движения, разворачивающегося в виде последовательного, причинно-следственного ряда ("целое есть то, что имеет начало, середину и конец", в отличие от восточной вертикали: верх, низ и середина) не могли не привести со временем к концепции прогресса.

Возможно, это также продиктовано рационализмом греков. Сознание тяготеет к линейности, к прямой как наиболее короткому экономичному типу связи между двумя точками. Возможно, что такой подход вызван желанием "перехитрить", обойти природу с ее вечным циклизмом, монотонным ритмом, повторением того же, с желанием переделать мир по своему усмотрению, – в конечном счете антропоцентризмом. Сознание греков ориентировано на человека, хотя у досократиков еще в неявной форме. Но уже утверждение, что в основе мира лежит какая-то одна конкретная субстанция (вода, огонь, воздух), требует уверенного в себе ума.

Всепоглощающей мысли греков при их максимализме не могла импонировать идея Покоя, умеренности во имя ненарушения естественного ритма.