На той стадии сознания, когда воинская доблесть, ратные подвиги считались высшей добродетелью – без борьбы не обойтись. Но меня интересует именно мировоззренческий аспект проблемы, скорее воздействие сознания на бытие, чем наоборот.)

Не потому ли понадобилась "борьба", что существовало представление о первоначальном Хаосе? Раз хаотична праоснова мира, то нужно ее изменить, избавиться от Хаоса, который, конечно же, претит здравому смыслу человека. А как избавиться от Хаоса, если он изначален? Переделывать мир. И вот человек стал на путь переделывания мира. Для этого понадобилось отойти от него, чтобы увидеть со стороны, вступить с ним в субъектно-объектные отношения. Человек, субъект, возомнивший себя нелицеприятным судьей и зрителем, будет изучать, с чем он имеет дело и как лучше распорядиться своим знанием. Но на что в этой борьбе опираться? Тоже – на изначальное: Нус, Логос, Огонь, потом – Слово. Так что с первых шагов движения к лучшей жизни человек в западной эйкумене допустил разделение, отпадение от Целого во имя его переустройства. И уже в этом крылось противоречие: как можно изменить неизменное? Волей-неволей приходится отступать от Истины, которая есть Целое, хотя и "Незрима", по Эмпедоклу:

Скудные средства познания нашим дарованы членам,
Множество скверны и напастей смущает пытливые думы.
Малый узрев лишь удел человеческой жизни злосчастной,
Гибнут, как дыма струя, скоротечных людей поколенья,
Сердцем постигнув лишь то, что каждому путь преградило
В суетной жизни стезе; а всякий мнит целое ведать:
Оку людскому незримо оно, ни уху невнятно,
Даже умом необъемлемо. Ты же стань жадный к познанью,
Сведать готовься лишь то, что смертная мысль прозревает

("О природе", 2).

Самому же Эмпедоклу истина открыта:
Но и другое тебе я поведаю: в мире сем тленном
Нет никакого рожденья, как нет и губительной смерти:
Есть лишь смешенье одно с размещеньем того, что смешалось,
Что и зовут неразумно рождением темные люди.
Глупые! Как близорука их мысль, коль они полагают,
Будто действительно раньше не бывшее может возникнуть,
Иль умереть и разрушиться может совсем то, что было.
Ибо из вовсе не бывшего сущее стать неспособно;
Также и сущее чтобы прешло – ни на деле, ни в мысли
Вещь невозможная: ибо оно устоит против силы"

("О природе", 8, 11-12).

Прошедшие тысячелетия подтвердили правоту Эмпедокла, в частности его мысль об ограниченности Силы, но время (немалое. Для Эмпедокла первоначальный порядок есть состояние Любви (Дружбы) – созвучия элементов. Под действием Вражды (Раздора) оно сменяется хаосом, неупорядоченностью, но Любовь все возвращает к первоначальной гармонии. Эти переходы периодически повторяются, ибо Любовь и Вражда имманентны миру, не возникают и, стало быть, не исчезают совсем. В конце концов все возвращается к вечному первоначалу. Любви: все успокаивается в неподвижном гармоническом сферосе.

То из многого образуется единое, то, наоборот, из единого – многое. Единое же неподвижно, и ведет к Единому, согласно Гераклиту, один лишь разум: "Все озарено разумом, и не только животные, но и растения" (В 110). "Все части огня, как видимые, так и невидимые, обладают мышлением и причастны разуму". Но хотя разум-логос существует вечно, недоступен он пониманию людей. Все совершается по Логосу, люди же с ним враждуют, и поэты и философы: Гомер и Гесиод, Фалес и Ксенофан. Не в силах объять целое, они "не понимают, что день и ночь одно". Единому знанию предпочитают "многознание", которое "уму не научает": "Чтобы говорить с умом, нужно опираться на всеобщее", но не могут они обращаться со всеобщим Логосом и растить собственный: "Все человеческие законы питаются одним божественным, который простирает свою власть насколько пожелает, всему довлеет и над всем одерживает верх... поэтому необходимо следовать общему. Но хотя логос всеобщ, большинство людей живет так, как если бы они имели собственное понимание" (В 114).

Так или иначе, на протяжении более чем 2 тыс. лет хомо сапиенс противостоял Целому, или Логосу, или Истине, или Бесконечному, пытаясь овладеть им. Но чем больше он жаждал овладеть Целым, тем менее это ему удавалось. В наши дни человек усомнился наконец в правильности такого подхода. Разделений мира на познающий субъект и познаваемый объект привело к тотальному отрицанию, распаду; утратив целостность, мир утратил душу, а имея дело с обездушенным миром, человек стал терять собственную. Заметив, что опредмечивание мира привело к опредмечиванию человека, он устрашился (судя по философия и литературе, а теперь и науке) – и не беспричинно. А устрашившись, стал искать выход, вспоминать забытое: что говорили но этому поводу древние. Они же – скажем, даосы, – говорили, что человек есть "душа вещей", но не их господин; а конфуцианцы – что человек составляет единое тело со Вселенной. Все взаимосвязано, одно обусловливает другое и, чем более бездуховным становится мир, тем бездуховнее человек, и наоборот.